Магоцци вздохнул и поехал дальше.

– Ей так нравится.

– И почему меня это не удивляет?

Через десять минут они свернули на подъездную дорожку, ведущую к особняку Харлея, и Джино не преминул указать на роскошные растения разнообразных видов и размеров, украшающие все подступы к зданию:

– Вот это палисадник! Живая трава, большие деревья и красивый высокий кустарник, весь усыпанный этими белыми нежными штуками.

– Цветами. А что тебя вдруг так разобрало на чужие сады?

– Да ничего не разобрало. И потом, в легкой гордости за свою собственность нет ничего плохого.

– А-а. Анджела все-таки заставила тебя вскопать ту цветочную грядку, о которой она талдычила года три, а?

– Это другой вопрос.

Магоцци улыбнулся:

– Понятно. Значит, гордишься собственностью.

– Точно. Кстати, я купил все цветы в питомнике в верхнем городе, и Лили Гилберт предоставила мне двадцатипроцентную скидку. Если бы она узнала, на что похож твой палисадник, она, наверное, отдала бы бесплатно все, что ты попросишь.

– Я об этом подумаю.

Они с Джино вышли из машины и пошли по аллее – Джино, как обычно, тащился сзади. Он еле передвигал ноги всякий раз, когда они шли к особняку Харлея, и Магоцци раньше думал, что он просто чувствует себя неуверенно среди всего этого великолепия. Но сегодня Джино, похоже, к тому же изучал планировку сада – по-видимому, надеялся потом поразить Анджелу своими познаниями.

– Уверен, что Харлей велел просто войти? – Джино наконец нагнал Магоцци, и теперь они стояли перед большой двойной дверью парадного входа в особняк. Джино, как баран на новые ворота, смотрел на демона с кольцом в носу, использовавшегося в качестве дверного молотка.

– Ну да. Он сказал: заходите с парадного входа, поищите пива, а там уж узнаете, куда его тащить.

– Здорово. Поиск сокровища в замке Франкенштейна.

Тяжелые дубовые двери распахнулись с неожиданной легкостью («Как в старых фильмах ужасов», – подумал Джино) и впустили их в обширный холл, в котором темное дерево и циклопического размера предметы старины усиливали зловещее предчувствие, возникшее у Джино еще при встрече с дверным молотком в виде демона. Однако он быстро обнаружил единственный луч света в этом темном царстве: посреди необъятного пространства паркетного пола на мраморном столике, украшенном затейливой резьбой, стояло ведерко для шампанского со льдом и пивом в бутылках. Лежащая рядом и, по-видимому, написанная второпях записка гласила:

«Лифт на 3 эт. Захв. пиво».

Джино немедленно просветлел.

– Нравится мне этот парень, – сказал он и взял ведерко. – Ему ничего не стоит убрать вазу, которая старше египетских пирамид, чтобы было куда поставить несколько бутылочек «Роллинг рокс». Сразу понятно, что ему дороже. Ну ладно, а где тут лифт? У меня от этого места кожа на спине шевелится.

Так как ни Магоцци, ни Джино раньше не ходили без сопровождающего дальше холла, они потратили немало времени на то, чтобы поладить с запутанным лабиринтом дверей, комнат, лестниц и тупиков, прежде чем отыскали внешне ничем не примечательные панели красного дерева, оказавшиеся дверями суперсовременного лифта. Когда они наконец добрались до третьего этажа, на котором располагался офис, Харлей уже ждал их у дверей, и на его лице сияла широченная улыбка.

– Только не говорите мне, что суперкопы заблудились внизу.

– Нет, конечно, мы просто показывали дорогу твоему Минотавру, – заявил Джино и вручил Харлею ведерко. – В следующий раз, когда захочешь, чтобы гости побродили по твоей лачуге, наклей на пол светящиеся в темноте следы – их в любом магазине купить можно.

Харлей утробно захохотал и в знак особой любви как следует двинул каждому по плечу.

– Заходите, разбирайте пиво, чувствуйте себя как дома. Я пока работаю над твоим заданием, Ролсет, но думаю, что скоро с ним разберусь.

Было сразу видно, что Джино ему благодарен, а для него такое проявление чувств – почти предел.

– Спасибо, старик. Ты здорово меня выручаешь.

– Да нет проблем. Должен тебе сказать, что весь этот план придумал какой-то дьявольски гениальный стервец, – в лучшем смысле этого слова, – и мне прямо завидно, что я сам до чего-нибудь подобного не додумался.

Родраннер тоже ждал, чтобы поздороваться с ними, но, как обычно, держался немного позади Харлея. Он смущенно улыбнулся и неловко помахал им рукой:

– Привет, Магоцци, привет, Джино.

– Родраннер! Ты что, на улице работаешь? – спросил Джино.

Родраннер смотрел на носки своих туфель. Цвет его румянца плавно менялся от розового до пунцового.

– Да нет. Много ездил на мотоцикле.

– Да? Ну, в таком случае аризонское солнце тебя немного подкоптило.

Родраннер с надеждой посмотрел на Джино:

– Да вроде слегка загорел во время поездки, а?

Харлей, повернувшись к Магоцци, закатил глаза:

– Да уж, загорел. По мне так он по-прежнему похож на выращенный в темноте росток пшеницы. Пошли, дружище, найдем пару кресел и поболтаем, пока эти двое обсуждают крем для загара.

Не сделали они и двух шагов по направлению к офису, как оттуда, словно шерстяное пушечное ядро, вылетел Чарли и, скользя когтями по полу, затормозил перед Магоцци. Он позволил почесать себя под подбородком, но только из вежливости, и было ясно видно, что он стремится к другой цели. Дрожа от волнения, он в качестве извинения мимоходом лизнул Магоцци руку и бросился к Джино, который упал на четвереньки и стал возиться с собакой, как с любимым ребенком. Отвратительное зрелище.

Магоцци печально покачал головой:

– Иногда, глядя на эту собаку, я думаю, что меня недостаточно ценят.

– И не говори. Я его целыми днями кормлю жратвой из «Бена и Джерри», а он меня и знать не хочет. – Харлей махнул в сторону двух кресел в дальнем углу офиса. Когда они устроились, он открыл две бутылки пива и тихо, почти шепотом, чтобы не услышал Родраннер, сказал: – Грейс тебе звонила?

– Нет, а что? Что-то случилось?

– Да нет, не думаю. Просто Родраннер тут перед вашим приходом с ума сходил. Не хочется, чтобы он опять это затеял. Если он будет так горячиться, его костюмчик просто растает, стечет вниз и станет лужей лайкры, а я не уверен, что кому-нибудь из нас понравится вид его обнаженного тела.

– Э… я ничего не понял.

– А, ну да, прости. Ты, наверное, не в курсе, что Грейс, Энни и Шарон должны были приехать в Грин-Бэй к четырем. Так вот, наступает четыре часа, потом дело движется к пяти, а от них по-прежнему ни слуху ни духу – по сотовому тоже не можем дозвониться. Тогда-то наш трусишка заяц и объявляет конец света, потому что предполагается, что они где-то возле Грин-Бэй и поэтому сотовые у них должны работать. Я постарался его утихомирить, сказал, что нужно дать им еще час, – но ты же его знаешь. Так что я позвонил детективам, к которым они ехали, – и там та же история. Не звонили, не объявлялись, не регистрировались в гостинице, не дозвониться по сотовому. Я попытался очень вежливо донести до этих кретинов, у которых шея толще, чем голова, что я очень обеспокоен, – но засранец повесил трубку. Уже седьмой час, и я начинаю беспокоиться. Они всегда звонят. Они обещали позвонить и не могли забыть о своем обещании. Что-то им помешало.