В тот день многие слышали, что Первый, который живет у Сюй Саньгуаня, заберется на крышу дома Хэ Сяоюна и сядет на трубу призывать его душу. И вот перед домом Хэ Сяоюна собралась толпа. Все увидели, как Сюй Юйлань привела Первого, им навстречу вышла жена Хэ Сяоюна и долго что-то говорила. Потом эта тощая женщина взяла Первого за руку и подвела к уже приставленной лестнице.

На крыше стоял друг Хэ Сяоюна, другой приятель внизу придерживал лестницу. Первый по лестнице залез на крышу, человек на крыше крепко взял его за руку и повел вверх по кровле к трубе. Усевшись, Первый положил руки на колени. Он увидел, как человек добрался до лестницы, уперся руками в черепицу, нащупал ногами лестницу и вдруг исчез внизу, словно в реку свалился.

Первый сидел на трубе и смотрел, как другие крыши сверкают на солнце, будто их облили водой. Мимо с верещанием промчалась ласточка, сделала несколько кругов и унеслась прочь. Тут запищали другие ласточки, прямо перед ним, за застрехой. Он взглянул на горы вдали, на расстоянии они казались такими же выдуманными, как облака, как сизые тени.

Люди, стоявшие под крышей, задрали головы и разинули рты. Они ждали, когда Первый начнет призывать душу Хэ Сяоюна. Ждали долго, но ничего не дождались, один за другим опустили головы и заспорили. Первому сверху казалось, что они чирикают, как воробьи.

Тут жена Хэ Сяоюна крикнула:

– Плачь скорее, нужно плакать, так сказал гадатель Чэнь, тогда душа твоего отца сразу услышит.

Первый опустил голову, посмотрел, как люди внизу машут ему руками, кивают, и отвернулся. Он увидел, что он один на крыше, на других крышах тоже никого не было, они поросли травой, которую раскачивал ветер.

Жена Хэ Сяоюна закричала:

– Плачь скорее, почему не плачешь? Давай плачь!

Но он не заплакал, а заплакала жена Хэ Сяоюна:

– Ведь объяснили же ему, почему он не плачет?

Потом она опять закричала:

– Пожалуйста, поплачь, я тебя очень прошу!

– Зачем мне плакать?

– Твой отец лежит в больнице, он умирает, у него уже душа отлетела, плачь скорее, пока она далеко не улетела, ведь потом не услышит!

– Мой отец не лежит в больнице, он на фабрике, он не умрет, он сейчас на тачке коконы развозит, у него душа в груди сидит и никуда не улетает.

– Сюй Саньгуань тебе не отец, твой отец – Хэ Сяоюн!

– Глупости.

– Я правду говорю, Сюй Саньгуань тебе не родной отец, а Хэ Сяоюн – родной.

– Глупости.

Жена Хэ Сяоюна обернулась к Сюй Юйлань:

– Умоляю тебя, ты ему мать, поговори с ним, пусть он поплачет, позовет душу Хэ Сяоюна.

Сюй Юйлань не шелохнулась:

– На меня народ смотрит, а ты хочешь, чтобы я такое говорила? И так я опозорилась, они все про себя смеются, а мне еще что-то говорить надо? Не буду.

Жена Хэ Сяоюна бросилась Сюй Юйлань в ноги:

– Я у тебя в ногах валяюсь, еще больше тебя унижаюсь, они надо мной и про себя, и вслух смеются. Будь человеком…

У жены Хэ Сяоюна ручьем хлынули слезы, а Сюй Юйлань ей сказала:

– Вставай скорей, когда ты у меня в ногах валяешься, ты меня позоришь, ладно уж, пойду поговорю.

Сюй Юйлань сделала несколько шагов вперед, подняла голову и сказала:

– Повернись ко мне, сынок, это я. Ты поплачь немножко, позови душу Хэ Сяоюна, и домой пойдем. Давай зови!

– Мама, я не буду плакать. Я не буду звать.

Сюй Юйлань сказала:

– Поплачь, позови душу. Сюда все больше народу приходит, скоро мне от позора и спрятаться будет негде. Давай покричи, что ни говори, а Хэ Сяоюн тебе родной отец.

– Мама, как ты можешь говорить, что он мне родной отец? Такое говорить самый позор и есть.

– Согрешила я в прошлой жизни!

Крикнула это Сюй Юйлань и обернулась к жене Хэ Сяоюна:

– Даже сын меня стыдит. Это твой Хэ Сяоюн мне всю жизнь испоганил. Пусть себе помирает, мне все равно. Мне ни до кого уже дела нет.

Тогда друг Хэ Сяоюна сказал его жене:

– Позови Сюй Саньгуаня, может, тогда Первый поплачет.

Сюй Саньгуань развозил на тележке коконы. Прибежали друзья Хэ Сяоюна и говорят ему:

– Твой Первый не хочет плакать, не хочет душу звать. Сидит на крыше и говорит, что Хэ Сяоюн не его отец, ты его отец. Сюй Юйлань велела ему поплакать, а он ее стыдит. Сюй Саньгуань, скорее, надо человека спасать!

Сюй Саньгуань выслушал, оставил тележку и сказал:

– Хороший сын!

Потом пошел к дому Хэ Сяоюна, задрал голову и крикнул:

– Первый, сынок, ты мне настоящий сын! Я тебя кормил тринадцать лет, а за такие твои слова мне тебя еще тринадцать лет кормить не жалко!

– Папа, мне надоело сидеть на крыше. Помоги мне слезть, я один боюсь.

– Я пока не могу тебя снять, ты еще не поплакал, не покричал, душа еще не вернулась.

– Не буду плакать, я слезть хочу.

– Ты уж поплачь, покричи. Я людям обещал, значит, нужно выполнять. Благородный муж от слов не отрекается. К тому же этот ублюдок Хэ Сяоюн и вправду тебе родной отец.

– Все они говорят, что ты мне не родной отец, и мама так говорит, а теперь еще и ты сам. Нет у меня родных отца и матери, никого у меня нет, одинешенек я. Ты не хочешь меня снять, так я сам слезу.

Первый встал, сделал два шага, но испугался идти дальше по наклонной крыше. Сел на черепицу и разревелся.

Жена Хэ Сяоюна сказала:

– Ну наконец-то ты заплакал. А теперь покричи…

– Заткнись! – рявкнул Сюй Саньгуань. – Он плачет не из-за твоего ублюдка, а из-за меня. Первый, сынок, покричи немножко. Я тогда поднимусь и заберу тебя, и пойдем в «Победу», поедим печенки.

– Папа, сними меня отсюда!

– Ты покричи немного, и тогда ублюдок Хэ Сяоюн больше тебе не отец. Тогда я буду тебе родным отцом.

Услышав такие слова, Первый закричал в небо:

– Отец, не уходи! Отец, вернись!

Потом сказал Сюй Саньгуаню:

– Папа, сними меня отсюда.

Жена Хэ Сяоюна сказала:

– Покричи еще.

Первый посмотрел на Сюй Саньгуаня. Сюй Саньгуань сказал:

– Крикни еще два раза.

Первый крикнул:

– Отец, не уходи, вернись! Отец, не уходи, вернись! Папа, сними меня отсюда.

Жена Хэ Сяоюна сказала:

– Первый, тебе надо еще покричать, господин Чэнь сказал, нужно кричать полстражи. Давай кричи.