Хэ Сяоюн схватил Первого за шиворот и несколько шагов протащил на весу. Но потом ему стало тяжело, и он поволок его уже по земле. Первый оттягивал обеими руками воротник и хрипел. В конце переулка Хэ Сяоюн отшвырнул Первого к стене и прошипел:

– Еще раз припрешься – убью.

Первый стоял у стены, пока Хэ Сяоюн не скрылся из виду. Потом отлепился от нее, вышел, озираясь, на большую улицу и, опустив голову, поплелся на запад.

Несколько человек его узнали. Фан-кузец спросил:

– Ты что ревешь?

– Сюй Саньгуань мне не отец, Хэ Сяоюн тоже. Поэтому я плачу.

– А почему идешь в противоположную сторону от дома?

– Я домой не пойду. Купи мне плошку лапши, и я буду твоим сыном.

– Что ты плетешь? Даже если я тебе куплю десять плошек, от этого ты мне сыном не станешь. А ну ступай домой!

Потом и другие прохожие стали так говорить. Но Первый всем отвечал:

– Я домой не пойду.

– А куда же ты пойдешь?

– Не знаю, но домой не пойду. Так Сюй Саньгуаню и передайте. Кто мне купит лапши, тот мне и отец.

* * *

Люди сказали Сюй Саньгуаню:

– Твой Первый идет на запад, плачет и всем рассказывает – мол, кто купит ему лапши, тот ему и отец. А ты все на лежанке валяешься.

Сюй Саньгуань поднялся:

– Ну и дурень! Шел бы сразу к Хэ Сяоюну, а не шлялся бы где ни попадя.

И снова завалился на лежанку.

– Ты что? Скорей иди за ним!

– Не хочу ему мешать. Пусть ищет!

Люди решили, что в этом что-то есть, и ушли. Но тут явились другие и сказали:

– Сюй Саньгуань, сегодня утром твой Первый ходил к Хэ Сяоюну, называл его отцом. А Хэ Сяоюн его вытолкал взашей. А его баба твоего Первого обзывала. А про Сюй Юйлань такое несла, что уши вянут.

– А меня обзывала?

– Тебя вроде нет…

– Ну, тогда меня это не касается.

День перевалил за половину, а Первого все не было. Сюй Юйлань испугалась:

– Сюй Саньгуань, все говорят, что Первый идет на запад. Он, наверное, уже до деревни дошел. Ему ведь всего двенадцатый. Вдруг он дорогу домой забудет? Поищи его!

– И не подумаю. Я его кормил, поил, одевал, а он пошел родного отца искать. Хэ Сяоюн его и бил, и обзывал, а он все равно отца ищет. Я понял: как чужого сына не корми, родным он не станет.

– Ты ему не родной отец, зато я родная мать. Значит, я за ним пойду.

Сюй Юйлань вернулась только под вечер и сразу спросила:

– Первый не приходил?

– Нет. Я лежу и на дверь смотрю. Только Второй и Третий туда-сюда ходят, а Первый не появлялся.

Сюй Юйлань заплакала:

– Я шла только на запад. В городе многие видели Первого, а за городом уже никто его не видел. А когда я еще дальше отошла, даже прохожие перестали попадаться, спрашивать было некого. Не знаю, где теперь его искать.

С этими словами Сюй Юйлань развернулась и пошла прочь. На этот раз Сюй Саньгуань дома не усидел: уже почти совсем стемнело, вдруг с Первым случилась беда? Он сказал Второму и Третьему:

– За ворота не ходите. Если вернется Первый, скажите ему, что мы с матерью пошли его искать.

Не прошел он и нескольких шагов, как увидел, что у соседской двери горько плачет мальчик. Сюй Саньгуань присел на корточки и всмотрелся в его лицо:

– Ты Первый?

Убедившись, что так оно и есть, он заругался:

– Мы с матерью с ума сходим, а ты у соседей сидишь?

– Папа, я проголодался, совсем сил нет.

– Так тебе и надо. Сам из дома ушел, да еще сказал, что не вернешься.

– Когда ты сказал, что я тебе не родной, я пошел к Хэ Сяоюну. Но он меня прогнал, и я решил не возвращаться.

– Зачем же вернулся? Если ты уйдешь навсегда, я только рад буду.

Тут Первый расплакался еще горше:

– Я есть хочу, спать хочу… Я думал, хоть я тебе не родной, но ты меня пожалеешь…

Он с трудом встал на ноги и пошел прочь, цепляясь за стенку.

Сюй Саньгуань крикнул:

– А ну стой!

Первый остановился. Сюй Саньгуань опустился на корточки и сказал:

– Залезай на спину!

Первый залез, и Сюй Саньгуань понес его на восток. Прошел мимо своего дома, потом через переулок и зашагал вдоль берега реки. И всю дорогу ругался:

– Ты, ублюдок, меня в могилу сведешь! Мало того что из дома сбежал, еще и всем разболтал. Люди думают, я тебя каждый день луплю! Я тебя одиннадцать лет кормлю, а ведь я тебе отчим! А Хэ Сяоюн, твой отец родной, ради тебя и пальцем не шевельнул! В следующей жизни ты будешь отчимом, а я пасынком. Вот уж когда я тебя помучаю!

И тут Первый увидел огни «Победы» и робко спросил:

– Папа, ты угостишь меня лапшой?

– Да, сынок.

Через два года Хэ Сяоюна сбил шанхайский самосвал. Хэ Сяоюн налетел на дверь соседнего дома, дверь распахнулась, и он оказался прямо на полу у чужих людей.

Сюй Саньгуань нарадоваться не мог этому известию. Он расхаживал от дома к дому в одних трусах (стояло лето) и говорил:

– Вот она, справедливость! Небесный Государь – он все видит. Натворил – отвечай! Либо самосвал тебя собьет, либо черепица на голову свалится, либо мост подломится… Посмотрите на меня – я хоть и бедный, а сильный и здоровый. Потому что живу по совести.

Тут он напряг мускулы, чтобы все полюбовались.

– Первый мне не родной, это все знают. Но посмотрите, как он меня любит! Всегда со мной вкусненьким делится, не то что Второй и Третий, те сами все съесть норовят. Что Первый меня любит – это тоже от Неба награда. Значит, надо делать добрые дела. А сделаешь плохое дело – сразу исправляй. Не исправишь – получай. И тут уж пощады не жди. Вон Хэ Сяоюн в больнице лежит. Может, еще и помрет. А мне за добрые дела награда. Все знают, что я кровь сдаю. В городе думают, что это стыдно, а у нас в деревне не так: кто кровь сдает, у того сила есть. Я кровь сдаю, а все такой же здоровый. И денег всегда могу достать. Вот я и говорю вам, что меня Небо наградило!

А Сюй Юйлань вела себя, как будто ничего не случилось: на работе жарила хворост, дома готовила ужин, на реке стирала… А когда узнала, что Хэ Сяоюн попал под самосвал, только удивилась, даже не улыбнулась. Сюй Саньгуань высказал ей было свое недовольство, но она ответила:

– А нам какой прибыток от того, что Хэ Сяоюна задавили? Если бы к нам золотой слиток упал, можно было бы порадоваться. И что ты ходишь по домам и языком чешешь? Ну, сказал один-два раза, и ладно. А ты меры не знаешь. Смотри, как бы Небесный Государь тебя за злорадство не покарал.