военная гроза, «пояс Богородицы», как прозвали Угру, закрыл Русь от нашествия иноплеменных. В начале ноября, по зимнему морозу, орда побежала прочь от русской границы. И в Москве, и во всех городах Руси, и в Тихоновой пустыни служили благодарственные молебны, радовались спасению. Вероятно, от ратников, возвратившихся с Угры, в столице прослышали и о монастыре на литовском рубеже. О его чу́дном старце-настоятеле, который ходит в лаптях и рубище и от которого исходит сила Божия.

По некоторым сведениям, от великого князя Ивана III монастырю были жалованы земли по берегу Угры.

Преподобному Тихону, уже пребывавшему в преклонных годах, Господь даровал еще 12 лет жизни. Монастырь возрастал, братия увеличивалась, прежний ручеек богомольников-паломников становился речушкой. Люди шли посмотреть на дивного старца, испросить его совет, утешиться назиданием, получить исцеление. Тихон никому не отказывал. Голодных кормил, страждущих ободрял, за хворых молился.

Но пришло время покинуть этот мир, и Тихон принял схиму – высшую степень монашеского посвящения. Поистине схимник уже не вполне земной человек, но тот, кто одной ногой стоит в Царстве Божьем. Попрощавшись с братией, он мирно переселился в вечность. Было это в 1492 году. Однако дата, которую обычно называют как день его смерти, 16/29 июня, – условная. В этот день празднуется память кипрского святителя Тихона, епископа Амафунтского, чье имя калужский отшельник получил в монашеском постриге.

Долгая и блаженная жизнь преподобного Тихона была тиха в соответствии с его именем. Мы мало о нем знаем, он не попал в летописи и документы того времени. Но уже со следующего, XVI столетия имя калужского пустынника стало звучать всё громче и громче. Есть документальное подтверждение того, что Иван Грозный паломничал ко гробу Тихона. Его сын, царь Федор Иванович, сделал вклад в обитель – напрестольное Евангелие в дорогом окладе. В те годы преподобный Тихон был уже прославлен Церковью в лике святых и давно звался чудотворцем. Вокруг монастыря росло поселение – Тихонова Слобода.

В последующие века монастырь знавал разные времена – разорения интервентами в годы Смуты, возрождения, упадка в XVIII столетии и расцвета в XIX. Пик его славы пришелся на десятилетия, когда настоятелями становились постриженики Оптиной пустыни. Тихонова обитель жила одним уставом, одним духом с оптинской братией. Как и Оптина пустынь, она славилась своими старцами – духовно опытными наставниками, к которым со всей православной России каждый год шли тысячи людей за помощью, утешением и исцелением. Вознеслись главами в небеса два огромных собора в русско-византийском стиле. До революции 1917 года Тихонова пустынь была одной из самых чтимых и посещаемых обителей в стране.

После советского погрома и уничтожения монастырь в наше время восстановлен с прежним величием, в былой красоте. На новом витке своей истории обитель стала одним из тех мест Калужской земли, где поддерживается память о событиях Стояния на Угре 1480 года. А основанный в начале XXI века в селе Дворцы монастырской скит во имя Владимирской иконы Божией Матери с музейным комплексом сделался центром ежегодных праздничных мероприятий в честь русской победы на Угре. На территории скита установлен памятник Ивану III. Так никогда не видевшиеся при жизни два великих человека – святой и государь, создатель Русской державы, победитель Орды, – спустя пять с лишним веков встретились на месте событий 1480 года. Нижний храм скитской церкви освящен во имя Сергия Радонежского. А в основание Поклонного креста легла земля, привезенная с Куликова поля. Величественная легенда о Тихоне Калужском, втором Сергии, благословившем русское войско на одоление врага в смертной схватке, продолжает жить и крепнуть.

ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ: ТАЙНА СВЯТОСТИ

Пятьсот с небольшим лет назад ушел в вечность человек, оставивший миру загадку своей святости. Сто с лишком лет назад эта загадка исторгла из среды российской интеллигенции вздох удовлетворения: «Пробовали канонизировать, но в сознании русского народа он не сохранился как образ святого» (словами Н. А. Бердяева)

Тайну святости Иосифа Волоцкого пытались взламывать ломиком негодующего отрицания и вскрывать отмычкой сомнений (странный святой, да и не святой вовсе), чтобы увидеть под замком ожидаемую пустоту и безблагодатность. Тщетно. Замок держится крепко, «сокровенный сердца человек» волоцкого игумена остается недоступен. Церковный политик, давший имя своим последователям-иосифлянам, публицист, возглавивший борьбу с ересью, которая поразила Московскую Русь, идеолог царской власти и радетель богатой, самодостаточной, независимой от государства Церкви – всё это только внешнее.

«Богатые драгоценными бытовыми чертами жития преподобного Иосифа скудны в одном: они молчат о внутренней, духовной жизни» (Г. П. Федотов, «Святые Древней Руси»). А может, плохо искали? Не слишком внимательно, полубессознательно пропуская крупицы, как раз говорящие о внутреннем? Может, чересчур довлел образ Иосифа – каменной глыбы в основании самодержавия и столпа торжествующей, воинствующей Церкви, чтобы позволить себе увидеть и показать эту глыбу с иного ракурса?

При жизни у него было много врагов, недоброжелателей и страстных критиков. За несколько веков после смерти число их только росло. «Роковая фигура в русской истории», как выразился Н. А. Бердяев, ставя Иосифа Волоцкого бок о бок с Иваном Грозным.

Оценивая историческую личность, всякий показывает миру себя самого. Давая оценку святому, демонстрирует свою позицию в отношении Церкви, канонизировавшей его, и степень собственного проникновения в суть христианства. «Он сторонник христианства жестокого, почти садического, властолюбивого…» Надо думать, Н. А. Бердяев выразил этим мнение весьма определенной страты российского социума, крупными мазками обрисовал ее страхи и миражи.

Ну а как было в реальности?

В 1515 году волости окрест Иосифо-Волоколамского монастыря поразил страшный голод. Жители сел и деревень толпами шли к монастырю, который всегда кормил множество нищих и странников, приходил на помощь в хозяйственных нуждах. У ворот обители «мужие и жены от глада вопияху… бяше бо их седмь сот, опричь малых детей». Иосиф повелел келарю кормить всех. Изо дня в день, несколько месяцев. Монастырь обладал большими, но всё же ограниченными запасами хлеба. Игумен приказал брать взаймы деньги и покупать хлеб для голодных толп в других областях. Монастырская братия роптала: «Нас переморит, а их не перекормит». Иосиф, изнуренный болезнями, сам почти вовсе отказался от еды, отдавая свой хлеб тем, кто «от глада вопияху». В сентябре он умер, тихо угаснув в состоянии крайнего истощения – это установила экспертиза его мощей, обретенных в 2001 году. Как верный христианин и добрый пастырь положил душу свою за ближних.

Но даже это не смягчает критиков. Описывая благотворительную деятельность монастыря и заботу игумена о благополучии сельского люда, Г. П. Федотов делает странный вывод: «Не из сострадания, а из христианского долга проистекает общественное служение Иосифа». Ни Житие, ни другие источники не дают поводов для таких умозаключений. Советские критики придумали иную мотивацию для Иосифа – корпоративную корысть феодалов: крестьяне-де – орудие обогащения, которое надо беречь и кормить. Ну им тоже вольно было фантазировать.

Обширное поле, где можно разгуляться фантазиям критиков, дает Устав, написанный преподобным Иосифом для своего монастыря. О том, как советские исследователи искаженно интерпретировали некоторые его моменты, дабы выставить игумена классовым врагом крестьянства, говорить не будем. Но любопытна пристрастность и почти неприязнь к Иосифу Волоцкому некоторых историков русского христианства, того же Г. П. Федотова или И. К. Смолича («Русское монашество»). От первого изошла претензия к преподобному Иосифу, что «обрядовое благочестие и уставная молитва» заменяли ему горение духа. Смолич также категоричен: «Иосиф предстает перед нами как выразитель внешней, формально понимаемой христианской аскезы. Духовное окормление иноков Иосиф строит не на совершенствовании души и воли, а на внешне безупречном поведении монаха», на «буквальном исполнении обрядов». И совсем уж радикально заявляет: «Пренебрежение внутренней основой духовной жизни… у него просто поразительное». И даже: «религиозный формализм набрасывает тень… на благочестие» Иосифа Волоцкого.

Но Устав позволяет написать лишь полупортрет своего создателя. Как полуправду. Искать вторую половину следует в других творениях преподобного Иосифа. Хотя и в Уставе можно найти оброненные зерна сокровенного.

«Поработи тело, а душу освободи». Это из «Просветителя», книги написанной им для обличения еретиков-жидовствующих.

Иосиф Волоцкий – опытный богослов. Некоторые приписывали ему слишком рационалистический подход к богословию, заимствование методов выхолощенной католической схоластики. А вот как он сам обрисовал свой метод богопознания: «Кто хочет узнать волю Божию и смысл Священного Писания… должен прежде очистить себя от страстей – сохранением Божественных заповедей,