Представленная выше схема, конечно, во многом умозрительна. Это «идеальный тип», реальные воплощения которого могли иметь разнообразные вариации, широко представленные в трудах отечественных и зарубежных этнографов. Однако релевантность этой схемы подтверждает конкретно-исторический материал. Например, древнерусское наименование раба – «холоп» обнаруживает непосредственную связь с описанной формой общественного устройства. Если по-древнерусски слово «холоп» обозначало раба, то во многих других славянских языках оно имеет знание «мальчик», «паренек». Таково значение этого слова (в форме «хлопец») в украинском языке или в болгарском («хлапе»).

Одной из самых интересных социологических проблем является проблема социальной мобильности. Важный вклад в развитие социологических исследований в этом направлении сделал американский социолог русского происхождения Питирим Сорокин. Он ввел в науку понятие социальной мобильности и дал ему весьма интересную характеристику.

Социальная мобильность в общем виде – это изменение положения человека в обществе. Выделяют восходящую и нисходящую социальную мобильность, а также мобильность горизонтальную. Если статус человека повысился – он был простым рабочим, а стал мастером или директором завода – говорят о восходящей социальной мобильности. Если был директором, но был уволен и стал безработным – мобильность нисходящая. Если жил в одном городе, но переехал в другой – мобильность горизонтальная.

Сорокин установил, что в современном обществе единого направления социальной мобильности нет: восходящие потоки соседствуют с нисходящими и они взаимно переплетаются и находятся «в динамическом равновесии»[36]. Причем, общее направление их в конечном итоге не зависит ни от уровня, на котором происходит передвижение, ни от общей социально-экономической ситуации. То есть в эпоху кризиса разнорабочий из бедного квартала имеет такую же возможность подняться до уровня высшего класса, как в «тучные годы», а представитель «золотой молодежи» может опуститься в низы. Этот вывод вошел в концепцию «бесцельных флуктуаций», согласно которой передвижение отдельных индивидов вверх и вниз по социальной лестнице не затрагивает конструкции самой этой лестницы.

Конструкции социальных лестниц – большая научная проблема как для историков, так и для социологов. Для внешних и внутренних наблюдателей очевидны крайние точки социального диапазона: представители верхов (аристократы, олигархи, номенклатура) явно и зримо противостоят низам (рабам, пролетариату, люмпенам). Но всё, что находится между этих двух полюсов общества, разложить по полчкам не так просто.

Я долгое время профессионально занимался историей Древней Руси XI–XIII вв. Социальная стратификация древнерусского общества была и остается одной из самых важных исторических проблем. Казалось, корень всех затруднений – недостаток источников. Шутка ли сказать: тысяча лет прошла.

Каково же было мое удивление, когда я из любопытства решил почитать работы по социальной стратификации общества современного. Уж здесь-то недостатка в материалах быть не должно: в наличии несчетное количество документов, да и само общество и составляющие его индивиды – живы и здравствуют. Оказалось, однако, что с современным обществом дела обстоят ничуть не лучше. Более того, древнерусские источники дают нам устойчивые наименования социальных групп: князья, бояре, холопы, смерды и т. д. Современное общество не дает и этого: в плане терминологии в нем царит полная аморфность. Нет никакого внятного представления об устройстве общества и у самих индивидов, его составляющих.

В целом, опять же, все понимают, что есть некие «верхи» и «низы», но дальше начинается полная неразбериха. Большая часть людей склонны вести отсчет от той социальной ступени, на которой находятся они сами. Поэтому свое положение воспринимают как «среднее». Средней чувствует себя семья с совокупным доходом в 30 тыс. руб., живущая в поселке городского типа и пользующаяся автомобилем «Лада» десятилетней «выдержки»; средней чувствует себя и московская семья с доходом в 300 тыс., в которой отец семейства ездит на трехлетнем «Мерседесе», а его жена – на новеньком малолитражном «Форде». Между этими двумя семьями дистанция почти непреодолимая. Как же их можно объединить в рамках одной социальной категории? Но и у тех, и у других есть для своего мироощущения весомые основы. Для поселка зарплата в 30 тыс. – далеко не самая низкая, скорее наоборот. И автомобилем «Лада» может похвастаться далеко не каждый его житель. Для них уровень благосостояния московской семьи – это заоблачная высь, о которой не стоит даже мечтать. Почти олигархи. Но для самого столичного жителя очевидно, что он совсем не олигарх. Живет в типовой трехкомнатной квартире в спальном районе, покупает продукты в сетевых супермаркетах, отдыхает в Турции и в Доминикане. Настоящий же олигарх живет в загородном дворце, перемещается по городу в бронированном лимузине с личным шофером, летает по миру на частном самолете. Для него, пожалуй, с его ракурса разницы между нашим гипотетическим москвичом и провинциалом нет.

В повседневных представлениях об устройстве общества людей, его составляющих, нет никакой системы, и поэтому при глубинных опросах граждан России могут быть обнаружены очень разные, подчас фантастические варианты таких представлений. В основном, конечно, решающим критерием был и остается уровень материального благосостояния. Однако бывают и исключения. Знакомый автора этих строк делил людей на два неравных класса: «нормальных пацанов» и «лохов по жизни», «терпил». Причем ни материальная, ни профессиональная составляющая не играла в этой системе решающей роли. Один человек, даже не имея никакого имущества или высокой зарплаты, мог быть зачислен в «нормальные пацаны», другой же, состоятельный и успешный, вполне мог оказаться в числе «лохов». Если рационально выразить решающий критерий (или, точнее, группу критериев), то важными его составляющими будут: видимая физическая сила, твердая или даже несколько агрессивная манера общения, опыт занятия «мужскими» видами спорта (единоборства, футбол, хоккей). Важным был даже стиль одежды: «реальный пацан» никогда не надел бы обтягивающие джинсы, розовую рубашку или любой другой элемент костюма, который можно было бы прочитать как «феминный». В свете таких воззрений президент В. В. Путин, например, вполне выполнял норматив «нормального пацана», а премьер-министр Д. А. Медведев, несмотря на должность и материальное благополучие, оставался «лохом по жизни». При обсуждении этой картины социального устройства я пытался возражать, что Медведев – богатый и влиятельный человек, и поэтому не может быть зачислен в «лохи», о такой карьере мечтают многие. Возражение моего собеседника сводилось к тому, что если он встретит Д. А. Медведева один на один, когда тот не будет защищен охраной и статусом, то Медведеву не поздоровится. Как же можно считать успешным человека, не способного постоять за себя в драке? Для интеллигентного человека, занятого нефизическим трудом, живущего в крупном городе и проводящего большую часть своей жизни в кондиционированном рабочем офисе солидной фирмы такой взгляд на социальную структуру может показаться диким. Однако в иных условиях, скажем, вечером на темных переулках городских окраин эта система уже не будет казаться такой уж далекой