Опять то же самое! Детей не любила, домой не водила! Нооткуда-то в ее квартире появились детские джинсики и туфли! Значит, Афродитачто-то скрывала даже от своих… Или они, эти свои, сейчас морочат голову ему,старшему следователю Голушко.

– У вас работает девушка, разъезжающая на желтом«Жуке-Фольксвагене»? Маленького роста, красивая?

– Это Марго.

Аллилуйя! – мысленно возопил Митрофан. Наконец, какговаривал великий комбинатор, лед тронулся! Тронулся, мать его ети! Теперьглавное, не спугнуть волоокого ледоруба, который, сам того не ведая, сподвигатеиста Голушко на богохвалебные мысленные вопли…

– Вы, случайно, не знаете, как ее найти? –осторожно спросил Митрофан.

– Нет, – отрезал охранник, убив этим возгласом всеголушкинские надежды. – Я не в курсе…

– А кто знает?

– Мадам, наверное, но она фиг скажет…

– Прошлой ночью эта Марго была здесь?

– Да, конечно.

– Во сколько уехала домой?

Парень бросил на Голушко полный страдания взгляд и с тяжкимвздохом проговорил:

– Не знаю.

– Как не знаете?

– Я встретил ее в девять утра в кухне, она сказала, чтоне уезжала… Сказала, что уснула и встала только что…

– Вы ей поверили?

– Да! – Он кивком головы подтвердил своислова. – Я ей поверил… Марго честная девушка. Единственная нормальная вэтом дурдоме!

– Вы встретились, а дальше?

– Попили кофе, и она поехала домой.

– К себе домой или к Афродите?

– Сказала, что к себе, а что?

– Ее видели у дома покойной около половины десятогоутра… – Митрофан прищурился. – Уж не она ли та самая девушка, котораяжила у Афродиты?

– Я не знаю, – упрямо сжал губы Саша.

– Больше вы ее не видели?

– Нет.

– Она не приезжала?

– Нет.

– Пропустила работу? Насколько я знаю, этой ночью вашбордель принимал иностранных гостей… – Митрофан вопросительно посмотрел наохранника, ожидая ответа, но парень продолжал играть в молчанку. – Таквидели вы ночью Марго или нет?

– Нет. Ее здесь не было. Я не знаю, где она.

Митрофан подошел к парню вплотную, приблизил свое грубоелицо к точеному смуглому лицу Саши и шепотом спросил:

– Кого вы прячете в доме?

– Никого.

– Врете, Александр. В особняке кроме Мадам и Кати естьеще кто-то. Кто?

– Я не знаю.

– Через час я приду с ордером и все равно узнаю… Такчто? Это Марго?

Александ молчал.

– Не пойму, – устало сказал Митрофан, – что унас имеет место: корпоративная солидарность или преступный сговор? Почему вы нехотите помочь следствию? Марго ничего не угрожает, просто я хочу с нейпобеседовать…

В кармане охранника запиликал мобильный телефон («Черныйбумер, черный бумер», везде одно и то же!). Александр посмотрел на дисплей,потом на окно особняка, затем на Голушко.

– У вас все, товарищ старший следователь? А то мнеработать надо…

– Хозяйка боится, как бы вы не сболтнулилишнего? – насмешливо спросил Митрофан.

– Ни ей, ни мне нечего скрывать.

– Значит, вы оба с удовольствием придете в мой кабинетдля дачи показаний…

– Вы собираетесь вызвать нас повесткой?

– Естественно…

– Я приду, а вот насчет Мадам… – Александр вполнедоброжелательно посмотрел на Голушко и сказал с сожалением: – Вам она не позубам, Митрофан Васильевич. Оставьте ее в покое…

Проговорив это, Саша развернулся и быстрым шагом направилсяк крыльцу дома.

Через секунду он скрылся за дверью, а Голушко остался стоятьв саду в компании жирных голубей, грустных атлантов и своих мрачных мыслей.

Изысканное двухэтажное здание «Экзотика» Базиль помнил сдетства. Естественно, в те далекие послевоенные годы в этом особняке никакогоборделя не было, в нем заседали комсомольские вожаки – «Штаб ВЛКСМ», кажется,такая табличка висела тогда на его фасаде. Мальчишкой он считал, что штабистывселились в этот дворец не по праву, потому что такое роскошное строение должензанимать кто-то выдающийся, например маршал Жуков или писатель Шолохов, а то исам товарищ Сталин, но не кучка вечно пьянствующих комсомольских вожаков.

Маленький Вася не мог смотреть на то, как эти вандалызаваливают каменные вазоны мусором, как отковыривают от крыльца мозаику, каквыливают с балкона помои, не заботясь о том, что они ниспадают мутным водопадомна головы грустных атлантов. Вот именно атлантов Васе было жальче всего! Такихсильных, таких красивых и таких несчастных…

В хрущевские времена, когда в особняк вместо штабистоввселились коммунальщики (кто-то из отцов города решил, что в красивейшем зданиигорода должен размещаться ЖЭК), атланты загрустили еще больше – теперь за ихмускулистыми ногами вечно хмельные слесари прятали от начальства бутылки спортвейном.

В годы перестройки здание вообще заколотили. Сменяющие другдруга хозяева довели дом до аварийного состояния. Заколоченным он простоялнесколько лет, пока его не выкупил какой-то богатей и не вернул ему званиедворца. Теперь дом смотрел на улицу не забитыми фанерой окнами, а новымистеклопакетами. На крыше вместо ржавого железа появилась черепица. На виньетки,молдинги, бордюры вернулась позолота. Битые вазоны уступили место целым,мраморным, крыльцо обзавелось новым мозаичным покрытием. Даже атланты, чьи лицаза последнее время из грустных превратились в отчаянные, повеселели. Корочеговоря, дом обрел новое рождение!

Базиля все эти метаморфозы очень радовали, он с интересомследил за тем, как продвигаются реставрационные работы, но даже не пыталсяузнать, кто выкупил дом и зачем – был уверен, что какой-то толстосум решилустроить в старинном особняке вип-гостиницу или ресторан с казино. Оказывается,он ошибался! В любимом дворце его детства разместился элитный бордель… Негостиница, не ресторан и даже не казино – публичный дом! Что ж, это лучше чемЖЭК…

Пока Базиль рассматривал красивую черепицу на крышеособняка, из чугунных ворот вышел мужчина. В раздражении хлопнув створкой, онбыстрым размашистым шагом направился к автобусной остановке. Мужчина был явночем-то взбешен, потому что при ходьбе он бормотал себе под нос ругательства икачал головой.

– Митя, – окликнул сына Базиль. – Ты туткакими судьбами?

Митрофан, а это был именно он, поднял свои выпуклые глаза инепонимающе уставился на отца – он не ожидал встретить его здесь.