Не очень, однако, вежливый тут персонал! – подумалБазиль, после чего нажал на красную кнопку.

– Что вы хотите? – откликнулась кнопка мужскимголосом.

– Меня ждут, впустите.

– Ваше имя?

– Василий Го… – Базиль во время прикусил язык ипоспешно пробормотал: – В смысле, Базиль.

– Встаньте ближе к микрофону, он расположен надкнопкой, и повторите, я не расслышал.

– Я не намерен сто раз повторять одно и то же! –рявкнул Базиль. – Немедленно открывайте, меня ждет Мадам!

– Минутку…

Ворота открылись даже раньше, секунд через пятнадцать, а ещечерез десять на крыльцо выпорхнула сама Милашка Зингер.

– Базик! – взвизгнула она, кидаясь к нему. –Какой ты красавец!

– А уж ты… – Он замолчал, не находя слов. –Ты просто… Черт, если бы я не знал, что это точно ты, не узнал бы ни за что!

– Похорошела? – жеманно хихикнула она, поведягрудями.

– Просто красотка! – очень натурально соврал он.

На самом деле Милка из хорошенькой, но слегка простоватойдевахи превратилась в карикатурную женщину-вамп. Огненные кудри, явно ненатуральные негритянские губы, кричащий макияж, вываливающиеся из вырезасиськи, утянутая корсетом талия, монументальные бедра… Откуда только чтовзялось? Помнится, раньше она была худой и плоской, как черенок от швабры…

– Ты совсем не изменился, – продолжала кудахтатьстарая подружка. – Хотя нет, изменился… Похорошел! И выглядишь не больше,чем на пятьдесят пять…

– А ты, Милка, на все свои и выглядишь… – Онсделал паузу. – На все свои двадцать пять!

Конечно, тут он с лестью немного переборщил, но все жеследовало признать, что Мадам держалась молодцом – ей нельзя было дать большесорока, хотя на самом деле за пятьдесят ей уже перевалило. Гладкая розоваякожа: ни морщинок, ни мешков, ни пигментации. Яркие волосы, сочный рот, стоячаягрудь, все свежее, юное, и только глаза выдавали возраст – тусклые усталыеглаза старой шлюхи.

– Это тебе, – Базиль протянул ей букет.

– Как приятно… Спасибо, Базик… – Она такрасчувствовалась, что чуть не задушила Василия в своих объятиях. – Мне столет не дарили цветов…

– Мы так и будем на пороге стоять? – веселоспросил он. – Или все же пройдем в дом?

– В дом, конечно, в дом, – засуетилась она. –Ты обалдеешь, какая у меня там красота!

Она схватила его за руку и потащила внутрь. Сразу при входеБазиль обнаружил комнатку охраны и самого охранника, красивого черноволосогопарня в строгом костюме.

– Цербер у тебя ничего, симпатичный, – заметилБазиль, пролетая по коридору вслед за стремительно несущейся Мадам.

– Милашка… Все мои девочки от него тащатся…

– А что за китаец у вас машины моет?

– Он кореец, брат нашей поварихи. И чтец, и жнец, и надуде игрец. А если перевести: и садовник, и рабочий, и охранник, и сантехник.Жаль, в электрике не сечет, а то у нас постоянно лампочки гаснут – проводкуплохо сделали…

За разговором они миновали коридор, прихожую и оказались вбольшой круглой комнате, обставленной дорогой кожаной мебелью.

– Красная гостиная. Здесь мы принимаем гостей… –сказала Мадам, усаживая Базиля в глубокое кресло.

Что ж, гостиная была что надо! Бархатные портьеры на стенах,толстый персидский ковер на полу, отличная мебель, прекрасные эротическиегравюры, дубовая барная стойка с зеркальными фрагментами… Всего это былонемного чересчур, – вычурно, шикарно, богато, – но производиловпечатление. А главное, человеку, попавшую в эту гостиную, сразу становилосьясно, что находится он в роскошном борделе, а не где-то еще (в старыхголливудских фильмах публичные дома выглядели именно так).

– Нравится? – спросила Мадам, широко раскинувруки, будто хотела обнять весь зал.

– Великолепно! А если сравнивать с притоном КривойМатильды, в котором мы познакомились…

– Да уж! Матильдин притон был еще той дырой! – Онаметнулась к стойке, схватила с полки два фужера и, поставив их перед собой,спросила: – Что будешь пить? Красное, белое? Коньяк, водку?

– Я бы с удовольствием выпил «Кровавую Матильду», но,боюсь, ты мне откажешь…

– О! Ты еще помнишь о том кошмарном спотыкаче? –Она хихикнула. – Вы все валились с двух порций, а Матильде было хоть быхны!

Еще бы, ведь именно она изобрела сей коктейль. В состав еговходило три ингредиента: красное вино, гранатовый сок и медицинский спирт.Крепость «Кровавой Матильды» зашкаливала за шестьдесят градусов, но пилась онаудивительно легко, поэтому фирменный коктейль хозяйки притона пользовалсяогромным спросом.

– Давай тогда водочки? – предложила Мадам,отставляя фужеры в сторону. – С лимончиком?

– Отлично!

Мила жестом бывалого бармена разлила водку по стопкам,поставила их на поднос, поднесла к столу.

– Щас закусь какую-нибудь организуем.

– Не стоит – я не голоден…

– Я тоже, но поклевать чего-нибудь можно… – Онасделала ладоши рупором и гаркнула: – Катя!

На зов тут же примчалась хорошенькая кореянка.

– Что у тебя есть из поесть? – взяла быка за рогаМадам.

– Спаржа. Куриные желудки. Хе.

– Я ж тебя просила: не готовь ты столько корейскихзакусок, у гостей от них изжога.

– Но ведь жрут!

– Жрут, потому что я им вру, будто острое хорошо влияетна потенцию…

– Врите дальше, потому что ваши русские блины яготовить не умею.

– А что умеешь?

– Спаржу, куриные желудки, хе! – Катя широкоулыбнулась и добавила: – Еще могу сделать бутерброды.

– Иди делай. И побыстрее, – по-военному четкоотдала приказ хозяйка.

– Есть! – в тон ей ответила Катя, развернулась напятках и промаршировала на кухню, высоко поднимая стройные ножки.

– Артистка! – улыбнулась Мадам. – Но хеготовит обалденно… А блины я могу и в кафе «Бонапарт» заказать – мы все тамберем…

– Выпьем? – Базиль приблизил свою стопку к еестопке. – За самую красивую, удачливую, страстную женщину на свете! Затебя, Милашка Зингер!

– И за тебя!

Они чокнулись, выпили, обменялись парочкой комплиментов.Мадам перенесла бутылку со стойки на столик, разлила по второй. Тут и Катяподоспела со своими наспех сварганенными бутербродами.

Мадам и Базиль опрокинули еще по одной стопке. Пила Милка свидимым удовольствием, но без страсти и азарта, значит, не спилась, как большинствоее коллег, что делает ей честь.