- Пока не приходилось.

- А стоило бы поплавать. Пониже истоков река делает излучину.

- Ну и что? Бог с ней, с излучиной.

- Как это Бог с ней? Излучина мелководна, плавать по ней трудно. Мои дощаники не раз здесь застревали, садились на мель. Сколько времени теряли, пока преодолевали проклятое место. А если бы ты, князь Глеб, взялся прорыть канал, спрямив тем самым русло и обойдя мель.

- И велик канал нужен?

- Совсем не велик. Версты две в длину.

- Ну что ж, купец. Пророем канал. Вот только не совсем я понимаю, кто оплатит труд землекопов. Выгода-то от этого канала будет вам, купцам, а не мне.

- Соберем, как говорится, с миру по нитке. Уговорим других купцов поучаствовать. А ты нам канавку выроешь.

- Не канавку, а канал, глубокий и широкий, чтоб два встречных каравана могли разминуться.

- Правильно мыслишь, князь.

- Договорились, Гусельников. А я как раз сегодня собирался в лавку к твоему Хрисанфу.

- Что понадобилось.

- Хорошее женское платье. Подарок хочу сделать.

- Тонкого заморского сукна, с вышивкой. Пойдет?

- Пойдет.

- Тогда считай: дарю тебе платье. А дальше уж сам моим подарком распоряжайся.

- И еще мне надобно сафьяновые сапожки. Желательно красного цвета.

- Сапожки купишь в лавке у Хрисанфа. Я ведь на подарки не шибко щедрый. Иначе был бы из меня некудышний купчишка. Платье тебе за то, что сговорились насчет канала. Сговор еще не деньги. Канала-то пока нет. Пророешь канал на излучине Сузони, узнаешь нашу щедрость.

- Сперва узнаю щедрость, тогда и канал будет.

- Ладно, княже. Сговоримся как-нибудь.

Платье тонкого заморского сукна вишневого цвета с нагрудной вышивкой и сафьяновые сапожки приказчик Хрисанф доставил князю Глебу. За сапожки пришлось выложить немалую сумму. Глеб уложил подарки для Василисы в заплечный мешок. Сказал приближенным, что собирается на охоту.

Григорий Меркурьев спросил:

- Не возьмешь ли с собой охрану, князь?

- Нет, Гриша. Люблю охотиться в одиночестве.

- Взял бы, князь, пару молодцев. Чем черт не шутит… На Суде-реке опять новгородские ушкуйники баловались.

- Так то на Суде-реке. От нас далеко.

- Скажи хотя б, где искать тебя в случае чего…

- В камышах за Шексной.

Глеб отправился в челноке к весянской деревушке. Он долго выжидал, наблюдая за хижинами из зарослей тальника. Видел, как выходили из изб люди, садились в лодки, куда-то отчаливали. Видел знакомого старика, чинившего сеть. Наконец увидел и Василису. Глеб выждал, когда она останется одна и издали крикнул ей.

- Василисушка, здравствуй. Вот решил тебя проведать. Василиса улыбнулась, хотя плохо скрывала смущение.

Она была все в том же холщовом платье.

- Пройдемся, красавица, по бережку, - предложил Глеб. - Подарки тебе принес, как обещал.

- А я думала, что это ты в шутку, Василий.

- Да нет, без всяких шуток.

Василиса молча кивнула. Они шли по берегу озера, обменивались ничего не значащими фразами. Глеб не знал, как вести разговор. Его охватывало волнение от близости этой женщины, от запаха ее тела. Ему казалось, что и Василиса расположена к нему, испытывает такое же волнение.

Они пришли к тому самому месту, где Глеб застал впервые Василису купающейся в озере и выходившей нагой на берег. В этом вот кустарнике он тогда затаился.

- Сядь-ка, Василисушка, на этот камень. Что я для тебя достану из этого волшебного мешка…

Василиса присела на большой, отшлифованный ветрами и дождями валун, а Глеб между тем развязал мешок и достал из него сафьяновые сапожки.

- Нравятся?

- Ой, красотища-то какая. Ты, верно, потратился. Зачем это?

- Я ведь говорил тебе, что я человек небедный. Хотел порадовать.

Василиса, засмущавшись, хотела было примерить сапожки. Но Глеб опередил ее.

- Нет уж, позволь я…

Глеб приподнял подол ее платья, обнажил круглые колени и полноватые бедра и неожиданно для самого себя стал жадно целовать их.

- Ой, что ты делаешь, Василий. Грешно же это, - шепотом говорила Василиса, слабо отталкивая его.

Глеб, пересилив волнение, одел ей сапожки. Они оказались немного великоваты.

- А вот другой подарок тебе. Заморское платье. Василиса совсем растерялась, не зная, что и ответить.

- Сними свою ветошь и облачись в мой подарок. Слышишь?

Как же… Как я должна переодеваться при чужом.

- Считай, что отныне я тебе не чужой.

Скорый ты, однако, дружинник. Не могу при тебе нагишом предстать.

- И не надо. Уйду в кусты. А ты тем временем переодевайся.

- Будешь ведь из кустов за мной подглядывать.

- Да уж, не удержусь, буду. Уж лучше ты уйди в кусты и там переодевайся. А я посижу на бережку…

Платье оказалось Василисе впору. Глеб с восхищением разглядывал весянку.

- Какая красуленька! Да нет, не красуленька… царица!

- А ты, видать, добрый, дружинник, - сказала в ответ Василиса. - Или великий шельмец.

- Считай, серединка на половинку, - отделался шуткой Глеб.

Он прекратил на сеи раз свои вольности, что-то удерживало его. Может, юношеская неопытность, а может, сознание своего нелегкого положения удельного князя? Что если ордынская царевна станет его судьбой? А если сватовство расстроится, родные его и владыка Кирилл настоят, чтобы он женился на какой-нибудь княжне из дома Рюриковичей. Весянка Василиса не чета ему. А разве в истории никогда не случалось, чтобы князья женились на понравившихся им простолюдинках?

Князь Глеб еще в детстве как-то задал такой вопрос матери, дававшей ему уроки истории:

- Скажи, матушка, это правда, что княгиня Ольга, жена Игоря и мать Святослава, была простого званья?

- Есть такая легенда, сынок. Будто бы Ольга была простой лодочницей. На самом же деле она была дочерью богатого родового вождя. По нашим меркам - боярышня…

В дареном платье Василису Глеб никогда больше не видел. Она созналась, что припрятала подарок в сундук. А вот старое поношенное платье из грубой холстины перестала носить. Одевала теперь другое, из тонкого холста и всегда чисто выстиранное. Иногда одевала и новые сапожки.

Встречались они уже на знакомом месте, на берегу Белого озера, возле огромного валуна. Люди князя Глеба и особенно Григорий Меркурьев всякий раз сокрушались:

- Такой всегда был удачливый охотник: приходил с добычей. Где же теперь добыча?