Черт возьми, может быть, он что-то затевает.

– Арчи, скоро поворот. – В голосе Вероники до сих пор звенела железная, неукротимая решимость, словно она любой ценой намеревалась сделать эту поездку плодотворной, а может быть, даже прикольной. Даже если это будет стоить нам жизни.

С кем-то другим, в другом городе, в другой жизни? Это была бы гипербола.

Гипербола – это роскошь, которую мы не можем себе позволить. Само наше существование давно стало гиперболой.

Арчи мигнул поворотником и включил дальний свет. Чем пустыннее становилось вокруг, тем сильнее казалось, что мы едем куда-то в пустоту.

– Вот, – повела рукой Вероника. – Доехали в целости и сохранности.

«Относительно», – подумал я.

Справа от нас начиналась подъездная дорога, упрятанная так тщательно, что, если бы Вероника не указала, мы спокойно промчались бы мимо. Два дерева, расставленные чуть дальше чем на ширину машины, крошечные отражатели на земле, круглые фонари у подножия деревьев. То, что на первый взгляд казалось беспросветной чернотой, было на самом деле гравиевой дорожкой. Сразу за правым деревом высился столб, украшенный лишь витиеватой резной буквой Л.

Арчи повернул.

* * *

На вершине горы было холодно. И пусть даже мы здесь бывали, пусть даже выросли в краях, где зимы холоднее, чем праздничный обед у Блоссомов, все равно стужа навалилась внезапно, особенно после липкой влажной августовской жары в Ривердейле. Выйдя из машины, мы дружно задрожали, а изо рта, клянусь, при каждом вздохе вырывался легкий парок, похожий на прерывистую морзянку.

– Я принесу сумки, – вызвался Арчи и открыл багажник.

Кажется, он был рад найти себе конкретную задачу, заняться реальным делом. У нас у всех было это чувство – дежавю, но настоящее, не вымышленное, потому что да, мы здесь уже бывали и до сих пор изо дня в день безуспешно пытались избавиться от последствий пережитой здесь травмы.

Нет, это не было дежавю, слишком эвфемистическое слово. Нас одолел коллективный посттравматический стресс. Он густой пеленой нависал над нами, гудел, как третий рельс, мутный, как наше дыхание на ветру.

Я посмотрел на дверь особняка – тяжелую, темного дерева, с резными гранитными косяками – и похолодел. Мне вдруг страшно расхотелось заходить внутрь.

Бетти взяла меня под руку.

– Ты готов? – Она словно прочитала мои мысли.

– Ни капельки, – честно ответил я.

– Я отопру дверь, потом спущусь в подвал и отключу сигнализацию и видеокамеры, – сказала Вероника. – Они все на таймерах, поэтому не обижайтесь, что сразу убегу. Вернусь через минуту.

– Отключишь сигнализацию и видеокамеры? – удивленно переспросил Арчи. Видимо, такой план ему не очень понравился. – Зачем? – Он взял себя в руки, немного успокоился. – Разве нам, с учетом того, что случилось в прошлый раз, не нужна хоть какая-то защита?

– Арчи, я тебя понимаю, но не надо беспокоиться. Парадная дверь запирается автоматически. И, как я уже говорила, те негодяи сидят в тюрьме. – Вероника источала безграничную уверенность.

«Кроме одного – погибшего», – подумал я, но вслух ничего не сказал.

– Сегодня они не вернутся. Нам ничего не грозит, ты же знаешь. – Она подошла к нему. Встала на цыпочки и положила руки ему на плечи. – Ведь знаешь, правда? – И поцеловала его, быстро и ласково. – Никому из нас не хочется сюда возвращаться. Могу представить, каково тебе сейчас. Стоит посмотреть по сторонам, на эти леса, послушать, как шелестит листва, и я словно переношусь обратно в ту ночь. От этого мороз по коже.

– Да, – коротко ответил Арчи. И опустил глаза, словно разочаровался в себе.

– Мы приехали сюда не просто так, а по важному делу и закончим его быстро и безболезненно. И нам тут совершенно ничего не грозит, честное слово. – Она повернулась ко всем. – Надо отключить сигнализацию, иначе отец сможет через камеры следить за нами откуда захочет и когда захочет. А нам только этого не хватало. Если даже он не собирается вмешиваться, я все равно не хочу доставлять ему это удовольствие.

– Ну хорошо, Вероника. Если думаешь, что без сигнализации будет неопасно, мы тебе доверяем, – попыталась улыбнуться Бетти. Но улыбка рассеялась, не достигнув глаз. – Но разве твой отец не заметит, что сигнализация выключена?

– Возможно, – не стала спорить Вероника. – Но, вероятно, не сразу. На это я и рассчитываю – к тому времени, когда он поймет, что мы здесь, мы уже отыщем все, что надо, и уедем.

– Теория не хуже других, – подытожил я.

Арчи кивнул и, не говоря ни слова, снова взялся за сумки. Шагнул к парадной двери – гораздо решительнее, чем в первый раз. Мы следовали за ним. Вероника достала из сумочки изящный кожаный футляр и долго звенела ключами, выбирая нужный. Это был тяжелый латунный ключ старинного вида, словно реквизит из фильма про убийство. Я подавил смешок.

– Понятное дело, – еле заметно улыбнулась Вероника. – В жизни Лоджей не следует ничего недооценивать.

Она поднесла ключ к замочной скважине.

После этого все завертелось с лихорадочной быстротой. И все равно казалось, что время потекло вдвое медленнее.

Я почувствовал, как Бетти вцепилась мне в локоть, и только потом до меня дошло, что происходит. Ее пальцы сжались, как тиски.

– Какого черта… – начал Арчи.

И тут Вероника завизжала.

* * *

ВЕРОНИКА

Сначала я услышала только чей-то душераздирающий визг. Он накатывал отовсюду и, казалось, не прекратится никогда.

Потом поняла: он идет от меня.

Я визжала истерически, словно обезумев. Арчи обхватил меня и прижал к себе. От него шел древесный запах шампуня, которым он всегда пользовался, такой обыденно-мужественный. Нормальный. Он успокоил меня, вернул к реальности, но лишь на время.

А перед нами на коврике лежало самое отвратительное на свете приветствие – груда мертвых птиц.

Когда я наконец пришла в себя, перестала вопить и трястись, то заставила себя присмотреться внимательнее. Меня затошнило. Это были не просто птицы, сваленные в груду. Нет, они были гаргантюанские, когтистые, злые и хищные, а крыльями могли бы, пожалуй, сбить человека с ног.

И у всех сломаны шеи.

И не просто сломаны – жестоко изуродованы.

Головы смотрели куда-то за спину, и под грудой тушек собралась лужица крови. Она перетекала через порог и скапливалась на дорожке. Как же мы ее сразу не заметили? Наверное, потому что темно.