Все так и оказывается. Внизу, рядом с ручьем, они видят второй вертолет. На нем прилетела похоронная команда и следователи военной прокуратуры. Разбираются с ситуацией.

– Ниже! – командует Согрин.

Вертолет снижается, но там уже не такая хорошая видимость. Однако рассмотреть солдат, откапывающих из-под завала тела омоновцев, можно. Один из солдат приветственно машет рукой.

– Надеются, что смена прибыла, – говорит пилот. – А смены им не будет. До утра здесь просидят. Надеюсь, бандиты не вернутся... Куда теперь?

– Здесь только два пути. Наиболее вероятный – вверх по ущелью к леднику. – Полковник заглядывает в карту, сложенную в раскрытый планшет. – По тому и по другому склону. По правому старая скотоперегонная тропа. На соединение с главными силами. Имамов тоже, наверное, торопится.

– До темноты к леднику не успеем.

– Нам и не надо до темноты. Нам проверить четырехчасовой переход. Если можно, быстрее. На случай, чтобы потом и второй путь просмотреть...

Двигатель начинает шуметь сильнее, пилот добавляет обороты. Но скоро вынужден поднять машину выше.

– Отсюда видно плохо, – сетует полковник.

– Я же не слаломист! Там столько поворотов... Обшивку об скалы обдеру...

Шутку пилота никто не воспринимает. Настроение не то.

– Надо снизиться, – говорит Сохно, выглядывая из-за плеча своего командира. – Мне показалось, следы на свежем снегу.

– Где?

– Вправо уходят. Скотоперегонную тропу пересекают.

– Это как раз и есть второй путь, – подсказывает Согрин. – Наименее вероятный... Что им там делать? Снижайся!

Вертолет снижается и существенно сбрасывает скорость полета. Лететь так низко на высокой скорости просто опасно.

– Есть! – говорит Сохно. – Точно... Это следы... Они не пошли к леднику...

* * *

Десантирование простое. Вертолет не может опуститься ниже десяти метров от склона – и без того рискует зацепиться тяжелыми винтами за камни. Пилот не отрывает взгляд от фонаря и только головой отчаянно мотает, матерится, не одобряя собственную рискованность.

Сбрасывается веревка. Первым спускается командир. Подтягивает кожаные перчатки, пробует крепление веревки на прочность и начинает быстро, но при этом неторопливо, со страховочным торможением, соскальзывать. Соскальзывать быстро нельзя – и без перчаток останешься, и без рук. Веревка, как наждак...

За командиром спускается Кордебалет, потом лейтенанты, последним Сохно, величественно делая пилотам прощальный жест рукой. У Сохно откуда-то оказываются с собой жесткие брезентовые рукавицы. Эти любую веревку выдержат. И подполковник быстрее других соскальзывает на склон.

Внизу Согрин с Кордебалетом рассматривают тореную тропу. Сохно сразу присоединяется к ним. Предстоит решить важный вопрос.

– Человек пятнадцать, не меньше, – говорит полковник.

Кордебалет кивает. Сохно пожимает плечами:

– По-моему, меньше. Не больше двенадцати...

Лейтенанты уже распаковывают свои большие рюкзаки. Альпинистское снаряжение. Хотя пока еще его использовать рано, да и будет ли в нем надобность, неизвестно.

– Быстрее! – поторапливает Согрин. – Здесь, кроме каната, ничего и не надо...

Сам полковник и оба подполковника на таких участках привыкли обходиться и без страховки.

Застегиваются пояса. Страховочный канат пропускается через карабины пятерки лейтенантов. Лейтенант Брадобрей смотрит на старших офицеров с неодобрением:

– Так пойдете?

– А если бой? – усмехается Сохно. – Так друг друга и тащить? А бой будет обязательно...

– Вперед! – командует Согрин.

И первым выходит на тропу. Следы группы боевиков на первозданной чистоте снега видны отчетливо. И будут видны даже тогда, когда стемнеет. Плохо другое – боевики могли заметить вертолет и даже обязательно его заметят, потому что вертолету дана команда пролететь дальше и провести разведку, насколько позволит это сделать светлое время суток. Значит, появление преследователей предсказуемо. Ночью боевики могут выставить засаду. А засады они делать умеют, это понятно уже по тому, как они расправились с омоновцами. Поэтому следует быть предельно осторожными и высматривать весь путь впереди. А еще внимательнее высматривать все, что окружает этот путь по сторонам, поскольку засаду на самой тропе никто делать не будет...

– Вот и первый гостинчик, – показывает полковник на утрамбованный снег на тропе. Ногами утрамбованный, словно кто-то стоял здесь, перекуривая. Невинное занятие, и даже окурок рядом валяется. Но, присмотревшись, в двух местах можно заметить, что по снегу похлопывали рукавицей...

Аккуратно сделано. Второпях можно не заметить мину.

Кордебалет ставит «флажок» на случай, что за ними пойдет другая группа.

Сохно смотрит на небо и недовольно морщится. На юго-западе собираются тучи.

– Я могу еще кому-то срочно понадобиться? – интересуется Пулат, выглядывая из глубокого кресла, стоящего рядом с входной дверью. Пулат облюбовал это кресло для себя с первого дня работы в бюро Интерпола и не любит, когда сюда садятся другие. Разве что гостям уступает место без возражений. Он всегда вежливый и даже немножко услужливый. Особенно с женщинами и с врагами.

– У тебя какие-то срочные дела? – спрашивает Басаргин.

– Хочу к машине привыкнуть. Просто покатаюсь.

– Катайся, – соглашается Александр. – Будешь нужен, позвоним...

Виталий делает рукой прощальный жест и выходит. Все дружно провожают его насмешливыми взглядами.

– Он сегодня, когда спать ляжет, машину под подушку поставит, – даже невозмутимый Сохатый улыбается. «Маленького капитана» любят все и охотно прощают ему слабости характера.

Едва за Пулатом щелкает замок, как телефонный звонок приносит новые сведения. Звонит полковник Мочилов:

– Александр Игоревич?

– Я слушаю, Юрий Петрович.

– У меня есть разговор из разряда нетелефонных. Вы не возражаете, если я сейчас приеду?

– Будем рады вас встретить.

– Все! Честно говоря, я уже на половине дороги...

* * *

На преодоление половины дороги у полковника уходит больше часа – Москва, при своей вечной общей торопливости и благодаря именно ей, не дает возможности передвигаться быстро, разве только на метро. Зато любимое кресло Пулата оказывается свободным, и Мочилов в нем с удовольствием устраивается после того, как поочередно пожимает руки всем присутствующим.

По большому счету, приход полковника – это событие, выпадающее за рамки обыденности. Обычно Мочилов предпочитает разговаривать в своем кабинете. Так в большинстве случаев и происходит, когда дела сводят ГРУ и Интерпол в совместной заинтересованности. И сейчас все понимают, что только чрезвычайные обстоятельства вынудили Юрия Петровича нанести визит в бюро, где он до этого бывал только однажды.