Приезд Франсуа разжег ее любопытство. Она хотела узнать как можно больше о войне в Алжире, о происходящих там событиях и причинах, их породивших, о маневрах политиков. В январе 1959 года де Голль из премьер-министра стал президентом, ворвавшись в Елисейский дворец на волне патриотизма, пообещав избирателям, что быстро закончит войну, оставив Алжир французским. От Франсуа она впервые услышала, что человека, которого боготворил ее отец, называют предателем Франции.

Отпуск Франсуа они провели вместе, встречаясь каждый день. В декабре же она закончила курсы, и ее взяли на работу в салон. Он рассказал, как предали французскую армию, о секретных переговорах правительства с находящимся в тюрьме Ахмедом Бен Беллой, лидером ФНО, о готовящейся передаче власти в Алжире арабам. Франсуа уехал на войну во второй половине января. Потом Жаклин ездила к нему в Марсель, куда он вырвался на одну короткую неделю. Она ждала Франсуа, для нее он олицетворял доброту, честь, мужество. Она ждала осень и зиму 1960 года. Днем и вечером его фотография стояла на столице у кровати, а по ночам Жаклин прижимала ее к животу и так засыпала.

Последний раз они виделись весной 1961 года. Когда они гуляли по бульварам, он — в военной форме, она — в своем лучшем платье, ей казалось, что Франсуа — самый сильный, самый красивый мужчина в городе. Одна из работающих с ней девушек увидела их, и на следующий день весь салон только и говорил о красавце десантнике Жаклин. Ее на работе не было: она взяла отпуск, чтобы не расставаться с ним ни днем ни ночью.

Франсуа нервничал. Назревали какие-то события. Переговоры с ФНО стали достоянием общественности. Армия, настоящая армия, обещал он, скоро положит этому конец. Алжир должен остаться французским, в это свято верили и двадцатисемилетний, закаленный в сражениях офицер, и очаровательная двадцатитрехлетняя мать его будущего ребенка.

Франсуа не узнал о ребенке. В марте 1961 года он вернулся в Алжир, а 21 апреля некоторые части французской армии подняли мятеж. Первая десантная бригада восстала целиком, за исключением горстки новобранцев. Бои между мятежниками и верными правительству войсками продолжались недолго. Франсуа погиб в перестрелке в начале мая.

После апрельского мятежа Жаклин не получала писем из Алжира, и лишь в июле ей сообщили о гибели Франсуа. Она сняла дешевую квартирку на окраине Парижа и попыталась отравиться газом. Ее спасли, потому что в стенах было много щелей и утечку газа быстро обнаружили, но ребенка она потеряла. Родители увезли Жаклин с собой в ежегодный августовский отпуск, и к возвращению в Ле Везине она вроде бы пришла в себя. А в декабре уже активно работала в подпольной ячейке ОАС.

Мотивы ее были просты: Жан-Клод, после него Франсуа. За них надо отомстить любой ценой, не жалея ни себя, ни других. Ничего иного она не желала. Жаловалась она лишь на то, что задания ей поручались самые простые: передать устное сообщение, отнести записку, иногда брусок пластиковой взрывчатки, засунутый в половину батона в ее сумочке. Она считала, что способна на большее. Даже легавые на углах, обыскивающие прохожих после очередного взрыва бомбы в кафе или кинотеатре, пропускали ее, стоило ей лишь надуть губки или взметнуть густые ресницы.

После Пети-Кламар один из участников покушения провел три ночи в ее квартире у площади Бретой. Это был звездный час Жаклин, но потом он ушел. Месяцем позже его поймали, но он не выдал ее. Может, забыл. Командир ее ячейки, однако, приказал ей приостановить на несколько месяцев всякие контакты с ОАС, пока активность полиции не пойдет на спад. В январе 1963 года она вновь начала носить записки.

Так продолжалось до июля, когда к ней пришел незнакомый мужчина. Его сопровождал командир ячейки, державшийся с подчеркнутой почтительностью к гостю. Тот не представился. Готова она выполнить особое поручение Организации? Конечно. Может быть, опасное, наверняка малоприятное? Неважно.

Три дня спустя ей показали мужчину, вышедшего из подъезда многоквартирного жилого дома. Они сидели в кабине автомобиля. Ей сказали, кто он такой и где работает. И что от нее требуется.

В середине июля они встретились, вроде бы случайно, когда она села рядом с ним в ресторане и, застенчиво улыбнувшись, попросила передать ей соль. Он попытался заговорить с ней, но Жаклин вела себя очень сдержанно. Тактика оказалась правильной. Ее скромность заинтересовала мужчину. Незаметно разговор становился все оживленнее, мужчина его вел, Жаклин следовала за ним. За полмесяца у них завязался роман.

Она достаточно разбиралась в мужчинах, чтобы судить о своем новом кавалере. Тот привык к легким победам, многоопытным женщинам. Она же играла робость, даже целомудрие, лишь изредка намекая, что в глубине ее души теплится страсть, которую надо разжечь. Рыба клюнула на приманку. Для мужчины, не знавшего ни в чем отказа, победа над Жаклин стала вопросом чести.

В конце июля командир ячейки предупредил, что скоро ей придется отдаться этому человеку. 29 июля его жена и двое детей уехали в загородный домик в долине Луары, а он сам, из-за неотложной работы, остался в городе. Едва за женой и детьми закрылась дверь, он уже звонил в салон и настоял, что он и Жаклин пообедают следующим вечером в его квартире. Вдвоем.

Поднявшись к себе, Жаклин взглянула на часы. До встречи оставалось еще три часа. Она приняла душ, вытерлась полотенцем перед большим, в рост человека, зеркалом на задней стороне дверцы шкафа, приподняла руками полные груди с розовыми сосками, не чувствуя той радости, которую испытывала, предвкушая, что скоро их будут ласкать ладони Франсуа.

Она думала о предстоящей ночи, и к горлу подкатывала тошнота. Она поклялась, что пройдет через все, не откажет ему ни в чем. Из ящика комода она достала фотографию Франсуа, всмотрелась в его ироническую полуулыбку, которая появлялась на его лице, когда она летела по платформе ему навстречу. Каштановые волосы, желтовато-коричневая форма, скрывающая мускулистое тело, стальные крылья, знак принадлежности к воздушно-десантным войскам, холодящие раскрасневшуюся щеку. Они остались с ней — на бумаге. Жаклин легла на кровать и подняла фотографию Франсуа над собой, чтобы он смотрел на нее сверху вниз, как всегда в час любви, шепотом спрашивая: «Ну, малышка, ты готова?» И она отвечала: «Да, да, ты же знаешь…» А затем…

* * *

В последний день месяца Шакал отправился на рынок и долго ходил от одного ларька, торгующего подержанными вещами, к другому. Он купил замусоленный черный берет, пару стоптанных башмаков, мятые брюки и, после долгих поисков, длинное пальто, перешитое из армейской шинели. Он предпочел бы более тонкий материал, но во французской армии в разгаре лета шинели не носят, поэтому и шьют их из шерстяной байки. Но его вполне устроила длина: значительно ниже колен, даже при его росте.

Уже направляясь к выходу, он заметил лоток, заваленный старыми медалями, и купил целую коллекцию, вкупе с буклетом, подробно описывающим, за какие сражения или подвиги полагается та или иная награда. Перекусив в «Куини» на улице Руаяль, Шакал вернулся в отель, расплатился по счету и собрал вещи. Новые покупки легли на дно двух роскошных чемоданов. Из коллекции медалей он, с помощью буклета, отобрал Военную медаль «За храбрость в бою», медаль Освобождения, а также пять медалей, которыми награждались те, кто воевал в рядах «Свободной Франции» во Второй мировой войне: за участие в сражениях при Бир Хакейме, в Тунисе, Ливии, за высадку в Нормандии и марш на Париж Второй бронетанковой дивизии Филипа Леклерка.