решения. Иногда, когда мы путаемся в сетях внутреннего голоса, требуется посторонняя помощь, чтобы решить насущные проблемы, взглянуть на картину целиком и выбрать наиболее эффективную линию поведения. Тот, кто готов выслушать, поддержать и заботиться о нас, не всегда способен помочь в одиночку. Часто, чтобы дистанцироваться, нормализовать опыт и изменить свою точку зрения в отношении событий в нашей жизни, требуется участие еще и других людей. В процессе мы даем себе остыть, разрываем круг бесконечной руминации и влияем на настрой внутреннего голоса.

Именно поэтому излияния чувств так часто оборачиваются негативными последствиями, хотя теоретически кажутся весьма действенными. Когда сознание прочно увязло во внутреннем монологе, стремление удовлетворить эмоциональные потребности значительно перевешивает потребности когнитивные[189]. Другими словами, если мы огорчены, то намного сильнее хотим получить сочувствие, чем найти практическое решение.

Эта дилемма осложняется аналогичной позицией человека, пытающегося нас поддержать. Когда мы обращаемся за помощью, люди реагируют соответственно, отдавая предпочтение нашим эмоциональным потребностям, а не когнитивным. Они видят, как мы страдаем, и в первую очередь стараются окружить нас любовью и подкрепить нашу самооценку. Такие проявления заботы вполне естественны и даже приносят облегчение на некоторое время. Но даже если мы подаем сигналы об удовлетворении когнитивных потребностей, окружение не обращает на них внимания[190]. В одной серии экспериментов людей, проявляющих заботу, просили дать совет, чтобы их собеседник получил когнитивную реакцию. Однако они продолжали верить, что в ответных эмоциях он нуждается намного больше. Оказывается, что наше сосредоточение на эмоциональной составляющей часто приводит к негативным последствиям для наших друзей, и они чувствуют себя хуже.

Вот что идет не так, когда мы делимся чувствами. Окружающие стремятся показать, что готовы к эмоциональной поддержке, и потому выясняют, что именно с нами случилось. Они задают вопросы, и приходится отвечать на многочисленные «кто», «что», «когда», «где» и «почему». Нас просят подробно описать случившееся и свои чувства. И пока собеседник кивает и выражает эмпатию, мы переживаем те же эмоции, что заставили нас обратиться за помощью. Этот феномен называется совместной руминацией[191].

Совместная руминация – переломный момент, когда поддержка незаметно превращается в растравливание чувств. Те, кто проявляет заботу, стимулируют нас больше рассказывать о своих негативных переживаниях. В результате мы огорчаемся еще сильнее, а собеседник задает еще больше вопросов. Действия окружающих продиктованы благими намерениями, но нам легко угодить в замкнутый круг.

Совместную руминацию можно сравнить с очагом, куда подбрасывают поленья. Пересказ событий возрождает неприятные эмоции и заставляет нас возвращаться к одним и тем же грустным мыслям. И хотя мы чувствуем взаимосвязь с собеседником и его поддержку, мы не разрабатываем план действий и не пытаемся посмотреть на проблему с другой стороны. Такое поведение подпитывает негативные эмоции и провоцирует организм на биологическую реакцию.

Хорошие дружеские отношения порождают вредоносную совместную руминацию, потому что эмоциональная среда, в которой обитает наш внутренний голос, не соответствует массовым представлениям о «кипящем чайнике», как полагали Аристотель и Фрейд. Выпустить пар – не значит освободиться от накопившегося внутри напряжения. Когда речь заходит о внутреннем голосе, более уместно сравнение с домино[192].

Когда мы фокусируемся на отрицательных моментах, появляется негативная мысль, затем еще одна, и еще, и так далее. Костяшки этого мысленного домино продолжают складываться одна за другой. Их запас практически неисчерпаем. Это происходит потому, что наши воспоминания об эмоционально окрашенных событиях подчиняются принципам ассоцианизма, когда смежные явления в сознании оказываются взаимосвязаны.

Приведу пример: представьте себе кота. Когда вы прочли слово «кот», возможно, вы представили себе котов, которых знаете или видели. Или это воображаемый кот. Но вы наверняка мысленно услышали мурлыканье, почувствовали мягкость шерстки. А если у вас, как у меня, аллергия на котов, возможно, вы подумали о приступах чихания. Теперь возьмите ту же цепочку нейронных «костяшек» и примените ее к разговору о чувствах. Когда друзья и близкие просят подробно рассказать о неприятностях, в памяти также всплывают связанные с этим опытом безрадостные мысли, предположения и события – и мы снова чувствуем себя несчастными.

Ассоциативная природа памяти наряду с перекосом в пользу эмоциональных, а не когнитивных потребностей приводит к тому, что разговоры оказываются бессильны успокоить взволнованного внутреннего оратора. Только этим и можно объяснить тот факт, что студенты Университета Северного Иллинойса и Политехнического института Вирджинии, активно делившиеся своими мыслями и чувствами о стрельбе, не получили от этого никакой пользы в долгосрочной перспективе. И по той же причине те, кто участвовал в исследовании после теракта 11 сентября и делился своими чувствами, впоследствии страдали от соматических и психических расстройств. Появляется важный вопрос: как избавиться от совместной руминации, побуждающей нас страдать еще больше?

Кирк или Спок?

Чтобы проиллюстрировать напряжение между тем, что мы чувствуем, и тем, что мы думаем, психологи обычно используют образы капитана Кирка и офицера Спока из сериала «Звездный путь». Кирк – душа-человек, его эмоции сильны и ярки. Он огонь. Спок, симпатичный получеловек-полувулканец с заостренными ушками, – холодный разум. Это мозг экипажа, не знающий таких помех, как эмоции. Он лед.

Способ нейтрализовать руминацию – сочетать черты двух членов экипажа «Энтерпрайза». Поддерживая других, мы должны продемонстрировать способность к эмпатии Кирка и рассудочность Спока.

Обмен вербальной информацией наиболее эффективен, когда удовлетворяются как социальные, так и когнитивные потребности того, кто обращается за поддержкой[193]. В идеале собеседник должен признать чувства и мысли человека, испытывающего затруднения, но затем помочь ему взглянуть на ситуацию под другим углом. Преимущество такого подхода в том, что расстроенный человек чувствует: его ценят и он не один. В то же время он может увидеть широкую картину и получить ценный совет. Помочь способен собеседник, не погрязший в болоте внутренних переживаний. На самом деле вторая часть задания наиболее важна, она поможет страдающему обуздать внутренний голос, и со временем влияние оратора в его сознании ослабеет.

Разумеется, фактор времени важен, когда надо предложить близким взглянуть на ситуацию под другим углом. В период эмоционального накала, когда чувства бурлят, люди не склонны анализировать ситуацию[194]. К более глубокой интеллектуальной обработке информации они переходят позже. На этом этапе и вступает в игру искусство разговора. И здесь надо пройти по краю пропасти и переключить человека с эмоциональных потребностей на более практичные когнитивные.

Оказывается, один из способов соблюсти этот хрупкий баланс был описан несколько десятилетий назад командой переговорщиков Департамента полиции Нью-Йорка, которые писали инструкцию по освобождению заложников. Документ появился на свет в начале 1970-х годов после серии шокирующих событий не только в Нью-Йорке, но и по всему миру. Вот лишь несколько из них: тюремный бунт в «Аттике» в 1971 году, теракт на Олимпийских играх