– Есть тут на него кое-что, – подал голос Гончар. – Но так, пустяк...

– Ну?..

– В газете статейку на него один чувак тиснул. Типа, козел он, этот Баул, спортсменов в мафию втравливает. Ну и, конечно, чувака этого втихую сделали. В больнице он сейчас, в реанимации. «Торпеды» баульские постарались... Менты Баулу предъяву клеят. Да только тому хоть бы хны. Доказательств-то нет, одни догадки...

– Ну и чо?

– Да можно «торпед» баульских повязать, на признанку расколоть, на видеокамеру снять...

– А кто он, тот чувак, на которого наехали?

– Иван Булатников, председатель городского совета бесконтактного карате-до...

– Что-то знакомое...

– Его младший брат, Леонтий, оказал вам в свое время одну очень важную услугу...

Все Гончар помнит, все знает.

– Он вроде тоже каратяка... И в Афгане воевал... На зоне он сейчас...

– Нет, уже откинулся. Три дня как дома...

– Бери его в оборот, Алыча. Пацан боевой, да на Баула теперь злости у него в избытке. «Быком» его к себе бери. Посмотрим, как поведет себя...

– Как скажешь, Граф...

– А Баулу надо предъяву бросить. Типа, каратяка тот под нашей «крышей» был. А Баул наехал на него, «косяк» упорол. Спросим с него за это... А тех, кто каратяку месил, разменять...

– Разборки начнутся не слабые, – вставил слово Бекас.

– Да, бойня покатит в цвет, – не стал отрицать Граф. – Но без крови Баула не раздавишь...

Ивану Булатникову отводилась роль яблока раздора. Якобы из-за него начнется кровавая война за господство мафиозных кланов. А Леонтий, его младший брат, значил для Графа не больше, чем солдат для генерала...

* * *

Леон услышал автомобильный сигнал. Он посмотрел вправо и увидел черный «БМВ»-«пятерку». Из него рожа выглядывает. Какой-то наглец в упор на него смотрит.

– Ну, чего вытаращился? – Леон подскочил к машине.

– Э-э, ты чо, в натуре? – испуганно сказал тот.

Тихонько распахнулась задняя дверца. Из машины вышел кряжистый мужик с метровыми плечами. Морда типичного уголовника, глубоко посаженные глаза, перебитый нос, шрам над губой. В нем угадывалась козырная масть.

– Да ты расслабься, пацан, – снисходительно улыбнулся он. – Никто на тебя наезжать и не думает...

– Чо надо? – настороженно посмотрел на него Леон.

– Иголки-то спрячь, а то кольнешь ненароком, – непонятно, то ли осуждение, то ли одобрение в его голосе. – Ты Леонтий...

– Ну я...

– На зоне Булатом погоняли?

– Было дело...

– Вот видишь, я о тебе знаю...

– А я о тебе не знаю ни хрена...

– Меня Алычой кличут... Короче, все это левый базар, давай по делу перетрем... Присаживайся, побазлаем...

Леон сел на заднее сиденье, но дверцу за собой закрывать не торопился. Мало ли что...

– Ты Графа знаешь? – не глядя на него, спросил Алыча.

Он достал сигарету, закурил. Леону не предложил.

– Еще бы не знать. Он за меня мазу потянул, когда меня опустить хотели...

– Я в курсах...

– Тогда зачем спрашивать?..

– Твоего брата, Булат, Баул замолотил, ты знаешь? – неожиданно спросил Алыча.

– Да уж, просек...

– А Граф за это на Баула наехал...

Леон не мог поверить своим ушам. Граф? Наехал на Баула? Из-за Ивана?

– С какой стати?

– Баул беспредельщик, на «правилку» его пора ставить. Совсем оборзел, падла...

Да, иногда воровская масть хватается за справедливость. Но в этом больше понта, чем искренности. Леон в этом на зоне не раз убеждался. Все они одним миром мазаны: и блатные, и беспредельщики...

– Мочить нужно Баула, – процедил сквозь зубы Леон.

За брата он кому угодно глотку порвет.

– Придет его время... Тут мы козлов вычислили, которые брата твоего месили...

Это исполнители. Но на них вины не меньше, чем на самом Бауле.

– Зачем мне это знать?

– А затем... Брать этих козлов сегодня будем. Граф хочет, чтобы ты был в деле...

– Я сам этого хочу, – немного подумав, ответил Леон. – А тем более, если Граф хочет...

Графу он обязан чуть ли не жизнью. Если бы Леона опустили, перевели в петушиный угол, он скорее всего наложил бы на себя руки. Но и смерть ведь не отмыла бы его имени... Живой или мертвый, все равно петух...

– Ну, тогда сегодня в семь к часам на Пушкинской подходи, от нас тачка будет. Все, свободен...

Алыча выпроводил его из машины. «БМВ» мягко тронулся с места и, набирая скорость, смешался с транспортным потоком. Леон остался один.

«Девятка» цвета мокрого асфальта подъехала к Пушкинской площади в десять минут восьмого. Из нее вышел бритоголовый мордоворот в спортивном костюме и кожаной куртке, лениво огляделся по сторонам. Рост под два метра, в плечах размах. Только рожа не богатырская, а явно бандитская. Массивная золотая цепь на его накачанной шее блестела в лучах заходящего солнца.

– Меня пасешь? – спросил Леон.

Он подошел к нему бесшумно, и голос его прозвучал для мордоворота громом среди ясного неба. Тот аж вздрогнул.

– Ты Булат?

– Он самый...

Критическим взглядом мордоворот осмотрел его с головы до ног. Вроде остался доволен.

– Давай в машину, – буркнул он и первым занял место на переднем сиденье.

На заднем сиденье нервно перетирал челюстями жвачку еще один крепыш. Длинные косматые волосы, грязная куртка, потертые джинсы. И кроссовки не первой молодости. Почти все как у Леона. На длинных пальцах с полосками грязи под ногтями два перстня, не золотых и даже не серебряных. Перстни эти на зоне иголкой и тушью наводились. Две ходки у пацана, по два и четыре года. Первый срок по малолетке...

– Балык, – не подавая руки, представился он.

– Булат...

– А я Будильник, – соизволил наконец-то назваться мордоворот.

Но при этом даже не обернулся. Крутым прикидывается...

Пацан за рулем промолчал. Слишком старательно всматривается в дорогу. Явно чувствует себя не в своей тарелке. На вид ему лет двадцать, крепкие покатые плечи и шея борца, бицепсы, трицепсы на руках не слабые. Кожа нежная, гладкая, ни одной наколки на ней, на щеках румянец играет. Совсем молодой, а все туда же, в бандиты...