Ему следовало понять, что французы и вообще весьма серьезны, а уж когда дело касается еды, преисполняются настоящего благоговения.

Аниматоры студии Walt Disney в 1930-е годы сочли, что будет забавно сделать анимационный порнофильм про Микки Мауса.

Уолт от души смеялся вместе с выдумщиками – а затем уволил всех до единого. Слова обрели вполне конкретный смысл: правило номер один на студии Disney было “Не шути с мышами”.

Во Франции это применимо ко всему, что отправляется в рот. С едой не шутят. Даже с такой непритязательной, как сардины.

После Матисса и обеда в Lipp сделать день еще лучше представлялось маловероятным, да мы и не пытались. В четыре часа, когда официанты прибрали столы после обеда и начали накрывать их для ужина, мы с Тимом все еще волынили над третьей чашкой кофе и четвертой (или уже пятой?) рюмкой кальвадоса.

Конечно, я должен был бы сейчас работать. Но как только оставшиеся крупицы пуританской морали принимаются нашептывать, что в удовольствии от flânerie есть нечто постыдное, я вспоминаю Катрин Денев.

Много лет она была нашей соседкой, жила в квартире со стеклянными стенами над площадью Сен-Сюльпис. Мы иногда встречались – в очереди к Poilane , в те времена, когда у лучшего парижского пекаря была единственная маленькая булочная на улице дю Фур; или в одном из секонд-хэндов, которые мы оба любили обследовать. Я взял у нее несколько интервью, как-то раз – в ателье Ива Сен-Лорана, куда она приехала в синем льняном костюме, ни складочки, ни морщинки, как новехонькая купюра.

Денев исполнилось двадцать пять, и она была в зените своей красоты, когда в 1968-м снялась в “Капитуляции” по роману Франсуазы Саган. Ее героиня Люсиль – избалованная любовница преуспевающего Чарльза лет сорока, его сыграл Мишель Пикколи. Заметив, что она увлечена молодым журналистом, он отпускает ее в новую жизнь в тесной квартирке, разумно полагая, что надолго ее не хватит. Люсиль приходится продать свои украшения и пересесть на автобус. Это отвращает ее от, как говорят французы, “рая в шалаше”, но, поскольку речь о Франции, главное откровение приходит из литературы, из “Диких пальм” Уильяма Фолкнера, истории о том, как мужчина оставляет свой город ради неустроенных скитаний с любовницей.

Во время ланча Люсиль читает книгу за барной стойкой в кафе. Один фрагмент так поражает ее, что она просит минуту внимания и, когда посетители умолкают, зачитывает его вслух:

...

Кафе взрывается аплодисментами. Мы так и видим, как все эти трудяги, работающие за копейки, думают: “Если бы только у меня хватило духу…”

У Люсиль хватает. Она бросает своего любовника и выбирает красивую жизнь. В последнем кадре нам явно дают понять, что она возвращается к шампанскому, Моцарту, Сен-Тропе и Сен-Лорану. И, как истинная парижанка, возвращается уверенно, прямо посреди дороги и, конечно же, как и полагается в самом прекрасном городе для прогулок, – пешком.

Старайтесь дышать полной грудью, по-настоящему наслаждаться вкусом еды, если едите, а если спите – спать по-настоящему. Старайтесь изо всех сил жить на всю катушку и, если смеетесь, смейтесь до колик. А если злитесь – злитесь до бешенства. Старайтесь быть живыми. Вы все равно довольно скоро отправитесь на тот свет.

Гелентер, всегда действующий по принципу, что, коли рюмка хороша, вся бутылка – еще лучше, посвятил мне целый раздел на Paris Through Expatriate Eyes , с фотографиями, интервью, хвалебными отзывами на мои книги и мощной рекламой моих услуг в качестве гида. Поскольку его сайт сообщался с многочисленными туристическими агентствами, издательствами, ресторанами и авиакомпаниями, довольно скоро мое имя начало выскакивать всякий раз, как кто-то забивал в поиске Google “Париж туризм”.

– Ты послушал моего совета, – сказала Дороти, когда мы в следующий раз встретились выпить кофе. – Про туры.

– О… да…

Я залился краской, как приходской священник, которого застукали выходящим из мотеля в компании церковного органиста. Но она успокоила мою совесть.

– Кто только не делает деньги на литературном Париже! Почему бы и не ты?

Я понял, почему не я, когда Гелентер организовал мне первых клиентов.

Билли Джин, Бобби Джейн и Мэри Бет (или их звали Мэри Джейн, Билли Боб и Джинни Бет?) приехали из Амарилло, штат Техас. Они стояли, запрокинув голову, словно выглядывая из-под полей ковбойских шляп, и слегка раскачивались на каблуках, спохватываясь в поисках несуществующей опоры, хотя на них не было ни “стетсонов”, ни сапог для верховой езды.

– Вы уже бывали в Париже? – спросил я с надеждой. Если да, мне не придется начинать с азов.

– Не-а, – ответила одна.

– Никогда, – подтвердила ее подруга.

– Первый раз выехали из старых добрых Штатов, – добавила третья.

Даже больше, чем их имена, поражали их размеры. Если бы Рубенсу, с его любовью к круп ным розовотелым дамам, пришлось запечатлеть трех граций, это трио стало бы идеальными моделями.

– Говорите немного по-французски?

– Нет, – сообщила Билли Джин, или, может, Бобби Джейн.

– Ни словечка, – сказала вторая.

Третья запрокинула голову еще дальше и уставилась на меня.

– Издеваетесь?

С растущим беспокойством я спросил:

– М-м, возможно, вам интересно что-то конкретное?

– В каком смысле?

– Ну, вы читали кого-то из писателей, которые здесь жили? Скотта Фицджеральда? Генри Миллера? Хемингуэя?

Хмурое коллективное недовольство нависло над нами – в комиксах на этом месте появляется воздушный шарик с большим вопросительным знаком внутри.

– Начнем, пожалуй, – пробормотал я.