– Рихард Бланш, – на удивление она помнила его имя. – Как вам у нас?

– Не так уж и плохо, – ответил он. – Но чувствую, что быстро заскучаю.

Она улыбнулась. Марк видел немало женских улыбок – и фальшивых, и призывных, и издевательских. Терри же просто радовалась. Было в этом что-то безумное и одновременно детское.

Да, отсюда далеко до линии фронта, но легкомысленно забывать, что мир охвачен войной, и в любой момент ситуация может измениться. Марк не симпатизировал ни одной из сторон. Кто бы ни выиграл, все равно новая система рухнет и погребет под завалами своих лидеров, ведь все империи рано или поздно рушатся. Но если раньше от взлета до падения проходили сотни лет, сейчас достаточно десятилетий.

На фронте каждый день умирали люди в нейтральной зоне. Шпионы, разведчики, контрабандисты, кое-как выживающие местные, отказавшиеся покинуть родные дома. А здесь все спокойно и тихо. Здесь не перевелись еще те, кто верит, что солдаты Легиона – сплошь озверевшие полулюди кровожадные, с перекошенными мордами, как их рисуют на плакатах Синдиката. Здесь играют на бирже и в казино, наживаются на военных контрактах.

Здесь бордели соседствуют с монастырями, правда, и те и другие нынче – из бетона и нержавейки. И реклама их прорывается в коммуникаторы вместе с бесплатным Интернетом.

Но открытые, искренние улыбки на лицах кого-то старше восьми лет нынче – большая редкость. Марк нерешительно улыбнулся в ответ.

– Тебя здесь не обижают? – спросил он. Это была первая совершенно непродуманная фраза за многие годы.

– Нет, конечно, – покачала головой Терри. – Это мой дом. Ты понимаешь… ведь на самом деле мы с тобой похожи. Если хочешь, я расскажу.

Он хотел. Она начала рассказывать, и чем больше говорила, тем больше Марк удивлялся этой странной судьбе.

Курт Дайгер

Вот уже три года мир сотрясался от войны Легиона и Синдиката. Люди лишались крова и гибли тысячами. Кто-то озлоблялся и принимал одну из сторон, но большинству было плевать на войну, обыватели хотели мира и искренне надеялись, что война обойдет их дом.

Между странами, правительства которых враждовали, продолжалось транспортное сообщение, на границах пускали по пропуску, выданному принимающей стороной. Как и в мирное время, плавали теплоходы, летали самолеты, туда-сюда ездили грузовые и легковые автомобили. Да, иногда случались неприятности, но большинство транспортных средств достигало пункта назначения в целости и сохранности.

Правда, движение под проливом Ла-Манш приостановили, потому Дайгеру и Ронни пришлось воспользоваться лайнером. По легенде она была его внебрачной дочерью из Загреба, которую отец перевозил на родину в Лондон.

Этим же рейсом плыли Гном, он был энтомологом, едущим на день рождения пожилой матери, и сержант – колоритный усатый болгарин с позывным Сталин. Ронни пришлось одеться в женские вещи. Смотрелась она в них странно.

Перед отбытием подполковник проверил все, что она сказала: Тиана Краль с братом, и правда, жили по указанному адресу и учились в той самой школе, где сейчас казармы. Действительно некоторое время назад французы атаковали исследовательский центр, но Синдикат уничтожил всю информацию, а подопытных перебил. Тиана Краль значилась среди узников, как и еще трое, тела которых обнаружить не удалось.

Дайгер был уверен, что после пережитого Ронни будет служить верой и правдой, потому и взял ее на странное задание, подробностей которого не знал. Судя по возбудившемуся Айзеку, наклевывалось что-то значимое, что именно, предстояло выяснить уже сегодня.

Через залив плыли не больше двух часов. Из вещей у него была черная дорожная сумка, у Ронни – розовый чемодан на колесиках, набитый женскими вещами. И никакого оружия, даже холодняка.

Когда прибыли, первые десять пассажиров в сопровождении нескольких солдат Синдиката быстрым шагом последовали в фильтрационную. Дайгер отметил, что солдаты утомлены, действуют механически, но чувствуется выправка, и случись что, они успеют среагировать. В принципе, если прикрыться кем-то из гражданских, например, этой пыхтящей толстой старухой, то можно прыгнуть в воду…

И отсрочить смерть. Дайгер посмотрел на синдикатовцев, сидящих в моторных лодках и целящихся в гражданских. Нет, шансы выжить стремятся к нулю.

Дальше первую партию пассажиров загнали в небольшое здание, где на входе и выходе были вооруженные люди. Видимо, за помещением следили дистанционно, дистанционно же управляли встроенными в стену пулеметами.

Он был уверен в документах: их делали свои люди, агенты Легиона в тылу Синдиката. Подполковник остановился напротив сканера, позволил считать информацию с сетчатки. Результат не был ему виден, но дверь распахнулась, и он вошел в темную комнату, где отдал пропуск и паспорт на проверку дежурному.

– Проходите, мистер Джаггер. Добро пожаловать домой, – дежурный вернул документы, указал на дверь справа.

Миновав двух вооруженных охранников, он переступил порог и попал в светлый зал с прозрачным сводом, фикусами в горшках и серыми пластиковыми стульями. Скользнул взглядом по стенам, потолку, нашел шесть камер наблюдения, четыре пулемета на турелях, закрепленных в углах. Не прошло и минуты, как выпустили Ронни.

Бледная, встрепанная, она толкала чемодан перед собой и вертела головой. Остановилась рядом с Дайгером и сжала его руку.

– Все хорошо. Идем за мной.

Они пересекли пустынный зал, вышли в вечерние сумерки. На улице припарковались такси, стояли моторикши.

Надо было дождаться агента с позывным Хот-дог. До сегодняшнего дня Дайгер не знал о его существовании и понятия не имел, как тот выглядит. Агент должен подойти к ним сам.

– Молодые люди, вижу, вам нужно ехать, – бодрым голосом проговорили за спиной.

Дайгер повернулся: к нему обращался толстяк, похожий на Карлсона, в клетчатых штанах на подтяжках и легкой куртке, расстегнутой на толстом животе. В руках Карлсон держал огромный надкушенный хот-дог.

– Пожалуй, да, – кивнул Дайгер.

– Вот и отличненько, – толстяк откусил лакомство, взял у Ронни чемодан и покатил за собой. – Я знаю отличную гостиницу, вам понравится.

Когда захлопнулась дверца и Ронни устроилась на заднем сиденье, толстяк сказал:

– Я ведь не ошибся, ты…

– А ты – Хот-дог?

Толстяк хохотнул и проговорил, заводя мотор:

– Да, вижу, не ошибся.

Покатили по пустынной улице, свернули направо, еще направо и выехали на оживленную трассу для автомобилей, где моторикши не тормозили движение, им выделялась отдельная полоса. Дома вокруг были в основном старинные, двухэтажные, украшенные рекламой.

Дайгер скользил по ним взглядом и ловил себя на мысли, что переживает больше, чем хотелось бы. Еще полчаса-час, и он узнает нечто очень важное. По тротуарам брела разношерстная публика, даже туристы с фотоаппаратами попадались. На оккупированной Синдикатом территории жизнь текла своим чередом, серой массе было все равно, под кем жить.