Тогда я решился на последний опыт — симуляцию бегства. По моей команде мы сразу повернулись и помчались назад, как будто заметив врага. Если бы нас не обстреляли, мы бы без опаски поехали в фольварк. К счастью, нас обстреляли.

Другому разъезду менее посчастливилось. Он наткнулся на засаду, и у него убили лошадь. Потеря небольшая, но не тогда, когда находишься за двадцать верст от полка. Обратно мы ехали шагом, чтобы за нами мог поспеть пеший.

Метель улеглась, и наступил жестокий мороз. Я не догадался слезть и идти пешком, задремал и стал мерзнуть, а потом и замерзать. Было такое ощущение, что я голый сижу в ледяной воде. Я уже не дрожал, не стучал зубами, а только тихо и беспрерывно стонал.

[ЦП]

А мы еще не сразу нашли свой бивак и с час стояли, коченея, перед халупами, где другие уланы распивали горячий чай, — нам было видно это в окна.

В последующие дни погода отнюдь не улучшалась:

«5 марта. <…> Началась сильная метель. Дорогу засыпало снегом, не пройти…»;

«7 марта. <…> Из-за страшного тумана фольварка не было видно <…> Поднявшаяся метель мешала стрельбе…»;

«13 марта. Погода убийственная: снег, сильный ветер и грязь…»

После 3 марта опять началось наступление русской армии. 5 марта 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия заняла Вейсее, 7 марта Уланский полк снова встретил упорное сопротивление у Голны-Вольмеры. 11 марта было приказано всем войскам Х Армии перейти в наступление, 2 Гвардейской кавалерийской дивизии — действовать на тыл противника, находящегося в Кальварии.

* * *

С этой ночи начались мои злоключения. Мы наступали, выбивали немцев из деревень, ходили в разъезды, я тоже проделывал все это, но как во сне, то дрожа в ознобе, то сгорая в жару. Наконец, после одной ночи, в течение которой я, не выходя из халупы, совершил по крайней мере двадцать обходов и пятнадцать побегов из плена, я решил смерить температуру. Градусник показал 38,7.

Я пошел к полковому доктору[86]. Доктор велел каждые два часа мерить температуру и лечь, а полк выступал. Я лег в халупе, где оставались два телефониста, но они помещались с телефоном в соседней комнате, и я был один. Днем в халупу зашел штаб казачьего полка, и командир угостил меня мадерой с бисквитами[87]. Он через полчаса ушел, и я опять задремал.

Меня разбудил один из телефонистов: «Германцы наступают, мы сейчас уезжаем!». Я спросил, где наш полк, они не знали. Я вышел во двор. Немецкий пулемет, его всегда можно узнать по звуку, стучал уже совсем близко. Я сел на лошадь и поехал прямо от него.

Темнело. Вскоре я наехал на гусарский бивуак и решил здесь переночевать. Гусары напоили меня чаем, принесли мне соломы для спанья, одолжили даже какое-то одеяло.

Я заснул, но в полночь проснулся, померил температуру, обнаружил у себя 39,1 и почему-то решил, что мне непременно надо отыскать свой полк. Тихонько встал, вышел, никого не будя, нашел свою лошадь и поскакал по дороге, сам не зная куда.

Это была фантастическая ночь. Я пел, кричал, нелепо болтался в седле, для развлеченья брал канавы и барьеры. Раз наскочил на наше сторожевое охранение и горячо убеждал солдат поста напасть на немцев. Встретил двух отбившихся от своей части конноартиллеристов. Они не сообразили, что я — в жару, заразились моим весельем и с полчаса скакали рядом со мной, оглашая воздух криками. Потом отстали.

Наутро я совершенно неожиданно вернулся к гусарам. Они приняли во мне большое участие и очень выговаривали мне мою ночную эскападу.

Весь следующий день я употребил на скитанья по штабам: сперва — дивизии, потом бригады и, наконец, — полка. И еще через день уже лежал на подводе, которая везла меня к ближайшей станции железной дороги. Я ехал на излечение в Петроград.

[ЦП]

Целый месяц после этого мне пришлось пролежать в постели[88].

В приказах по полку за этот период указаны уланы, отправленные в тыл, но Гумилёва среди них нет. Точная дата, когда Гумилёва отправили на излечение, неизвестна. Ближайшей железнодорожной станцией, куда на подводах отправляли больных и раненых, была Ковно (Каунас). В Петроград Гумилёв прибыл до 20 марта и попал в лазарет Деятелей искусства.

Уланский полк продолжал наступление на Кальварию. 13 марта в нем случилось чрезвычайное происшествие. Ночью из-за несогласованных действий сторожевого охранения немцам удалось взять в плен 67 улан (из эскадрона № 6). Многие из них позже бежали.

Бои, в которых принимал участие полк с марта по июнь, согласно официальному журналу 2-й Гвардейской кавалерийской дивизии:

Арьергардные бои по прикрытию отхода 3-го Армейского корпуса:

Единственная сохранившаяся семейная фотография Гумилёвых: Николай Степанович, Анна Андреевна и Левушка (ему на фото 2,5 года). Фотография сделана в начале апреля 1915 года в Царском Селе во время пребывания поэта в госпитале. Видимо, это был подарок Гумилёва его матери на свой день рождения (3 апреля по старому стилю).

◆ Бои в р-не Пржистованцы и Клейвы — с 13 по 20 марта 1915 г.

◆ Расположение на позициях в р-не Моргово — Яворово — Даукше — с 8 апреля по 11 мая 1915 г.

◆ Козлово-Рудская операция:

◆ Бой в Козлово-Рудском лесу — 26 апреля 1915 г.

◆ Рекогносцировка высоты 48,0 у ст. Мавруце — 28 мая 1915 г.

◆ Рекогносцировка в р-не ст. Мавруце — с 29 мая по 1 июня 1915 г.

◆ Расположение на позиции в районе северо-западное крепости Ковна — с 2 по 5 июня.

◆ Расположение на Мариампольской позиции и бои за дефиле у Даукше, Новополе и в р-не фол. Яворов — с 6 по 21 июня.

Все эти области лежат несколько севернее того района, в котором Гумилёв воевал в феврале — марте 1915 года.

Часть 4

Гумилёв возвратился в полк в конце мая или начале июня. Активных боевых действий в это время не проводилось.

24 июня 1915 года в Олите началась погрузка дивизии в эшелон, который отправился в путь 25 июня и, через Ораны, Гродно, Мосты, Барановичи, Брест, 27 июня прибыл во Владимир-Волынский. Дивизия вошла в состав 4-го кавалерийского корпуса генерала Гилленшмидта (вместе с 3-й и 1б-й кавалерийскими дивизиями). Корпус относился к северо-западному фронту и входил в XIII Армию генерала Горбатовского.

28–29 июня уланы остановились в д. Селец, 30 июня и 1 июля полк стоял в Менчицах и вел разведку на линии Мышев — Старогрудь. 2 июля вечером полк перешел в Ромуш на правом берегу Зап. Буга. 3 июля была предпринята неудачная попытка наступления на Войславице, на правом, австрийском, берегу Буга, и 4 июля всем частям было приказано к 10 часам вечера отойти на позиции в р-не Литовиж — Заболотце — Джарки. Уланский полк остановился в деревне Заболотце.