Обрадовавшись возможности принять на борт своего первого то ли пассажира, то ли члена команды, Джим стал спускаться с мостика на палубу. Моряк был уже совсем недалеко, подгребая сильными короткими движениями, беззвучно окуная весла в воду. Через каждые несколько гребков он оборачивался через плечо, чтобы посмотреть на Джима и заглянуть в иллюминаторы, словно опасаясь, что ржавый китайский сухогруз кишмя кишит мальчиками-европейцами. Шлюпка в воде сидела низко, вес у молодого, с мощной широкой спиной моряка явно был порядочный. Он поставил лодку бортом к борту, и Джим увидел, что под ногами у него сложены ломик, разводной ключ и ножовка по металлу. На кормовой банке лежали медные кольца, снятые с корабельных иллюминаторов.

— Привет, малец, на берег прокатиться не желаешь? Кто тут еще с тобой?

— Никого.

Молодой американец явно предлагал ему защиту и покровительство, но Джиму как-то не хотелось так сразу расставаться с кораблем.

— Я жду родителей. Они… задерживаются.

— Задерживаются? Ну что ж, может, потом подгребут. А вид у тебя, честно сказать, так себе.

Он потянулся вперед, явно вознамерившись взобраться на палубу, но едва Джим успел подать ему руку, чтобы помочь взойти на борт, моряк резко рванул его на себя, и Джим перелетел в шлюпку, ударившись коленями о медные окантовки иллюминаторов. Моряк посадил его на скамью и попробовал на ощупь материал блейзера, дотронулся до школьной эмблемы. Растрепанные волосы, открытое американское лицо — но реку он оглядел каким-то скользким вороватым движением глаз, как будто опасался, что вот-вот у самого борта шлюпки вынырнет японский водолаз в полном боевом снаряжении.

— А теперь говори, какого черта ты сюда забрался? Кто тебя послал?

— Я сам пришел, — сказал Джим, оправляя блейзер, — Теперь это мой корабль.

— Ага, понятно, чокнутый бритишонок. Это ведь ты два дня сидел на пирсе? Ты вообще кто такой?

— Джейми… — Джим отчаянно старался придумать, чем таким можно произвести на американца впечатление; он уже понял, что ему во что бы то ни стало нужно зацепиться за этого молодого моряка. — Я строил воздушный змей, такой, который поднимает человека… а еще написал книгу по контрактному бриджу.

— Нет уж, пускай Бейси сам с тобой разбирается.

Их отнесло от сухогруза, и американец налег на весла. Несколькими сильными гребками он подогнал шлюпку к илистой отмели. Они вошли в неглубокий канал между двумя похоронными пирсами, вяло текущий ручей с темной, пахнущей нефтью водой, который шел вдоль доков. Американец мрачно посмотрел на пустой гроб, успевший где-то избавиться от своего груза; плюнул внутрь, чтобы свести на нет дурную примету, и оттолкнул гроб веслом. Он виртуозно завел шлюпку за корпус яхты со срубленной мачтой, намертво зашвартованной за посаженный на мель лихтер. Укрывшись за выполненным в форме лебедя кормовым выступом яхты, они зачалились у дощатых мостков. Американец нанизал медные кольца на руку, собрал инструмент и знаком велел Джиму выходить из шлюпки.

Они прошли по докам, мимо сложенных в штабели стальных листов, свернутых бухтами цепей и катушек ржавеющей проволоки, к обшарпанным остовам трех угольщиков. Джим изо всех сил старался не отставать, подлаживаясь к напористой походке американца. Наконец-то он встретил человека, который поможет ему отыскать родителей. А может быть, американец и тот, другой, в рубке, тоже пытаются сдаться? Если они пойдут сдаваться все втроем, японцы уже не смогут просто так от них отмахнуться.

Под винтом большого угольщика стоял грузовой «шевроле». В борту не хватало одного листа обшивки, и сквозь этот проем они вошли внутрь. Американец подсадил Джима на идущий вдоль киля настил. Они поднялись по трапу на следующую палубу, прошли через рубку и сквозь узкий люк нырнули в металлическую кабину за капитанским мостиком.

Джим и так уже едва держался на ногах от голода, а теперь у него закружилась голова, и он облокотился на дверной косяк. В воздухе висел знакомый запах, похожий на запах маминой спальни на Амхерст-авеню, пахло пудрой, одеколоном и сигаретами «Крейвен А» — и на секунду ему показалось, что вот сейчас из какого-нибудь уютного темного закуточка появится, как рождественская фея, мама, и скажет, что война окончена.

В центре каюты топилась, на малом огне, железная печка-буржуйка, и сладковатый дымок уходил вверх, в открытый световой люк. Пол был покрыт промасленной ветошью и деталями двигателей, медными окантовками иллюминаторов и корабельных поручней. По обе стороны от печки стояли шезлонги с выцветшими надписями «Империал Эйруэйз» и застеленные китайскими пледами раскладушки.

Американец бросил инструменты в кучу металлических деталей. На несколько секунд его могучая фигура заполнила собой едва ли не всю каюту, но он тут же развернулся и неловко, боком, рухнул на шезлонг. Он заглянул в стоявшую на печи кастрюлю и с мрачным видом уставился на Джима.

— Бейси, он меня уже достал. Даже не знаю: псих он, потому что такой голодный, или такой голодный, потому что псих…

— Заходи, заходи, мой мальчик. Вид у тебя такой, что лучше бы тебе прилечь.

Из-под пледа выглянул маленький немолодой человечек и сделал в сторону Джима приглашающий жест; в белой руке дымилась сигарета. У него было мягкое, лишенное морщин лицо, лицо хорошо пожившего и многое повидавшего на своем веку человека, который, однако, не спешит кого бы то ни было ставить об этом в известность; и вялые белые руки, густо посыпанные пудрой. Его цепкий взгляд мигом пробежался по каждой мало-мальски значимой детали заляпанного грязью костюма Джима, по его судорожно дернувшемуся рту, по впалым щекам и ногам, которые вот-вот готовы были подломиться.

Он стряхнул с постели — из-под одеяла — просыпавшийся тальк и пересчитал медные кольца.

— Это и всего-то, Фрэнк? С этим на базар и соваться нечего. Хонкюйские лавочники дерут по десять долларов за мешок риса.

— Бейси! — Молодой моряк от души пнул тяжелым ботинком груду металла; злился он, судя по всему, скорее на себя, чем на старшего напарника. — Этот пацан два дня торчал на похоронном пирсе! Ты что, хочешь, чтобы сюда понабежали япошки?

— Фрэнк, япошкам до нас дела нету. В этой речушке, в Наньдао, холеры просто хоть ложкой мешай, потому-то мы с тобой сюда и забрались.

— Ты бы еще вывеску вывесил. А может, ты бы и рад был, если бы они сюда нагрянули? А, Бейси? — Фрэнк окунул кольцо в жестянку с полиролью и принялся яростно оттирать въевшуюся в медную окантовку сажу. — Если ты такой работящий, давай попробуй сам поплавать там средь бела дня, а этот малец на тебя станет пялиться.

— Фрэнк, но мы же с тобой договорились: у меня легкие — Бейси втянул очередную порцию дыма от своей «Крейвен А», вероятно, как раз для того, чтобы успокоить сей ранимый орган. — К тому же мальчик тебя даже и не заметил. У него на уме были совсем другие дела, Фрэнк, мальчишеские дела, про которые ты забыл, а я вот помню. — Он разгладил на раскладушке местечко и еще раз махнул Джиму рукой: — Иди сюда, сынок. Как тебя звали, пока не началась война?