Самира села у маленького окошка, рядом ее сестра спала в гахваре. Она налила чаю для себя и матери и начала есть лепешку, наслаждаясь каждым кусочком. Через некоторое время мать Самиры попросила ее посмотреть, все ли в порядке с сестрой. Самира наклонилась над девочкой.

— Да, мама, с ней все в порядке, она просто спит.

— Я не понимаю, почему она до сих пор не проснулась. Она заснула около девяти часов, а сейчас уже почти час дня.

Самира пошутила: мол, сестра устала, как и они.

— Мама, а когда она вырастет, тоже будет ткать ковры?

— Конечно, она ведь ничем не отличается от нас с тобой, — ответила мать. — Она девочка, и если она не научится ткать, то ни один мужчина не захочет взять ее в жены.

Самира знала, что мать права. Ей часто говорили, что туркменская девушка может рассчитывать на хорошего мужа лишь в том случае, если она умеет ткать ковры. Большинство девочек в деревне в возрасте семи-девяти лет начинали ткать вместе со старшими женщинами своей семьи. А мужчины в это время искали торговцев, которые покупали у них готовые ковры, чтобы потом перепродать их. Мальчики ходили в школу, но далеко не все. В некоторых семьях учили ткачеству и сыновей. Но брату Самиры не нужно было ткать ковры — он был единственным сыном, и поэтому родители берегли его. Мать знала, что ткачество плохо влияет на здоровье — у многих женщин и девочек развивались болезни легких от этой пыльной работы. А еще мать хотела, чтобы сын стал доктором и смог вылечить ее и Самиру от боли в пояснице и пальцах.

Самира закончила есть.

— Мама, а как ты думаешь, мои пять пальцев похожи на пять лучей? — спросила она.

Мать улыбнулась и, взяв Самиру за руку, посмотрела на ее маленькие пальчики.

— Доченька, твои пальцы еще не похожи на пять лучей, но когда-нибудь люди будут говорить про них так. Хочешь, я скажу тебе, когда это случится?

— Да, мама, пожалуйста, скажи, когда они будут, как пять чираг?

Мать помассировала ей руку.

— Дорогая моя принцесса, это случится, когда я стану заставлять тебя встать утром и приняться за работу, и ты не будешь увиливать, а сразу начнешь ткать. Когда ты перестанешь упрекать меня в том, что твой брат ходит в школу, а ты нет, и когда ты не будешь говорить, что твои пальцы устали и ты не хочешь работать. А еще — когда ты сама сделаешь шестиметровый ковер, ни на что не жалуясь. Вот тогда твои пальчики станут, как пять чираг!

Самире не очень понравились эти слова, и она снова принялась за работу. Она ткала очень быстро, а затем начала обрезать нити ножом. Мать подошла к своей младшей дочери, потом вернулась и посмотрела на ту часть ковра, которую только что выткала Самира.

— Стой! Остановись! Посмотри, что ты наделала!

Самира тут же прекратила работать.

— Что я сделала не так? Я тку так же, как и ты.

Ее мать взяла нож и распорола те стежки, которые только что сделала Самира.

— Если ты не будешь натягивать нить достаточно сильно, если не будешь аккуратно разрезать нити или сделаешь ошибку в узоре, то несколько месяцев работы пойдут насмарку.

Самира распустила полоску, которую только что сплела, и позволила матери начать работу, а потом стала делать, как она, повторяя каждое движение. Они ткали быстро, не разговаривая. Время от времени можно было слышать постукивание деревянных молоточков, когда они прижимали новые ряды к уже вытканным. Мать Самиры точно знала, сколько им нужно ткать каждый день, чтобы успеть закончить ковер вовремя, поэтому она разрешала дочке вставать и выходить из комнаты только в кухню и туалет. Она знала, что Самира будет стараться найти любую причину, чтобы хоть ненадолго улизнуть. Она была еще ребенком и не понимала, как важно, чтобы торговец коврами был доволен их работой. Ей было скучно ткать весь день напролет, и она мечтала сбежать к подругам или пойти шить платья своим куклам. Вот уже три года Самира работала, не переставая, ей не разрешали ни гулять, ни играть. Ее родители считали дочку достаточно взрослой, чтобы она сидела дома и оттачивала свое мастерство.

— Мама, если я буду ткать быстрее и закончу работу раньше, смогу я пойти к Шакиле и поиграть с ней в куклы?

— Послушай, Самира, с самого утра ты пристаешь с расспросами и отвлекаешь меня. Почему бы тебе просто не работать молча? Тебе нужно думать о том, что ты делаешь, иначе ты опять ошибешься! — Потом она с тревогой посмотрела на спящую малышку.

— Ты болтаешь без умолку, а твоя сестра до сих пор не проснулась. Она спит слишком долго, и я начинаю волноваться.

Мать Самиры снова принялась за работу, но она не могла успокоиться и в конце концов бросила ткать и подошла к ребенку. Она развязала тесемки на люльке, взяла малышку на руки и осмотрела ее, а потом велела Самире срочно принести воды. Лицо маленькой девочки было бледным, она еле дышала. Похоже, она была без сознания, и мать не могла привести ее в чувство. Самира принесла воду и чайную ложку, и мать попробовала влить немного воды в рот девочке. Малышка проглотила ее, но не открыла глаза. Мать Самиры запаниковала. Ей нужна была помощь, и она попросила старшую дочку привести Халу Шах Гул.

— Попроси ее побыстрее прийти к нам. Скажи, что твоя сестра не просыпается.

Хоть Самира и переживала за сестру, она не могла не испытать облегчения — ведь ей удастся выйти из комнаты, пусть даже на несколько минут. Она побежала в соседний дом, радуясь, что может размять ноги.

— Только не задерживайся и не убегай к подружкам! Возвращайся сразу же, как только позовешь ее, — крикнула вслед мать.

Хала Шах Гул была одной из самых старых женщин в округе. Она была повитухой и сама родила двенадцать детей. Она жила недалеко от дома Самиры. Хала Шах Гул тоже была из семьи ткачей, но она также давала советы молодым матерям, рассказывая им, как утихомирить младенцев, чтобы они не мешали им ткать. Пока мать Самиры ждала ее, она прижимала к себе младшую дочку, но та не шевелилась. У нее было состояние пьяного мужчины, забывшегося глубоким сном. Мать Самиры начала целовать ребенка.

— Маленькая моя, просыпайся! Ради всего святого, очнись! Почему ты так долго спишь? Мама волнуется за тебя.

Она продолжала обнимать девочку и разговаривать с ней.

— Ты знаешь, что обычно я хочу, чтобы ты заснула и я могла работать, но тебе пора проснуться и поесть молочка. Проснись, доченька, проснись!

Девочка спокойно дышала, но, кроме этого, не подавала никаких признаков жизни. Мать очень испугалась. Она расстегнула платье и попробовала дать малышке грудь, но та даже не пошевелилась. Через несколько минут Самира вернулась с Халой Шах Гул, и мать бросилась к ней.

— Хала, посмотри, моя дочка не шевелится, не кричит и не ест молоко. Она спит уже давно, и я очень переживаю. Что мне делать?

— Я осмотрю ее, но думаю, что с ней все в порядке.

Мать передала девочку Хале и велела Самире продолжать работать, а сама отправилась в кухню, чтобы сделать гостье чаю. Самира села за станок, радуясь, что смогла немного размяться. Хала Шах Гул положила ребенка себе на колени. Она коснулась щек девочки, проверила ее пульс и отметила, что ее лоб прохладный, а сердце бьется ровно и спокойно.