Медленно, сомнамбулически перечитал ленту дважды.

«Вот черт!» – до меня наконец дошел смысл написанного.

Хорошая новость заключалась в том, что тайм-аут закончился и родной крейсер снова в эфире, хотя я уже на это и не надеялся. А плохой новостью было то, что «Аль-Тарик» выпустил торпеды по Комете.

Вне зависимости от результатов стрельбы это означало ответное уничтожение крейсера патрульными кораблями тойлангов. И скорее всего ставило крест на переговорах и на Земле-матушке заодно.

«Веду бой с превосходя…»

Похоже, тайм-аут, в который без предупреждения провалился «Аль-Тарик», на этот раз рисковал стать бессрочным.

И куда запропастился этот Дурново?

Делать в узле связи было больше нечего. Я на всякий случай настроил автоответчик. Надиктовал несколько сообщений в зависимости от ранга вероятного (на самом деле – невероятного) запроса и вышел из узла связи.

В нашем правительстве-на-час собрались идиоты. Умные в малом, глупые в большом. Раз ответ будет дан в День Кометы, значит, Комету надо уничтожить. Чтобы что? Сами небось не понимают что.

Но нельзя не признать: это самая экстравагантная в истории войн попытка затянуть переговоры.

Быстрым шагом, срывающимся на бег, я миновал несколько дверей и в конце коридора свернул налево, по указателю с красным крестом.

В медицинском отсеке сидели Дурново и Галеацци. Последний был бледен как полотно, но смотрелся уже не живым мертвецом, а скорее прозаическим раздолбаем, который с вечера перебрал синтетического пива. Облачен он был, как и положено пациенту, в трусы, тапочки и прозрачный пластиковый комбинезон.

Полковник и берсальер о чем-то достаточно мирно беседовали. Когда я вошел, Галеацци как раз говорил:

– …ничего. Уверяю вас, ничего, кроме новостных пилюль.

– Еще раз здравствуйте, господа, – сказал я, как мне показалось, вполне приветливо. Но, вероятно, я был совершенно вне себя, и полковник сразу понял, что произошло нечто из ряда вон выходящее. Хотя, казалось бы, куда уж дальше?!

– Что случилось, Искандер?

– Думаю, «Аль-Тарик» накрылся.

– Как?!

Я изложил содержание последнего сообщения и свои комментарии к нему.

– А теперь, господа, я предлагаю подняться на обзорную площадку. Если торпеды «Аль-Тарика» достигли цели, мы имеем шансы убедиться в этом воочию.

– Идемте. – Полковник поднялся и сделал пригласительный знак берсальеру. – Кстати, мы тут с Джакомо имели очень интересную беседу.

– Про «Мерсию» узнал? – бросил я через плечо, выходя из медицинского отсека.

– Первым делом, – ответил Дурново. – Рота «Мерсия» охраняла координационный центр «Пояса Аваллона». А еще была Первая Отдельная рота «Кент», которая стерегла непосредственно блок-крепости.

– Я счел нецелесообразным сохранять военную тайну в сложившихся обстоятельствах, – ввернул Галеацци.

– Понятно. Охрана «Пояса Аваллона». Что-то подобное я предполагал. А фамилию Смыгла вы, Галеацци, слышали?

– Нет, – ответил за берсальера Дурново. – Я уже спрашивал.

Мы зашли в лифт.

– А что значат слова «Мерсия» и «Кент»?

– Так назывались два англосаксонских королевства в Британии времен короля Артура. А Аваллон – это такой мифический…

Лифт тронулся.

– Насчет Аваллона я в курсе. Скажите, капитан Галеацци, вы в плену были?

– Конечно же, нет, господин бригадный генерал! – Берсальер так возмутился, что у него чуть дым из ушей не повалил.

– Ничего постыдного. Я, например, в плену был.

– Вы… вы, господин бригадный…

Галеацци не находил слов. Дурново недоуменно помалкивал. Задавать берсальеру вопросы насчет плена ему явно не приходило в голову. Ведь досье о подобном факте умолчать не смогло бы, а коль скоро в досье нет, значит…

Лифт остановился. Дверь открылась, но выходить я не спешил.

– Поставлю вопрос иначе. Вам, Джакомо, не случалось терять амуницию на поле боя? Скафандр? Оружие? Личное имущество?

– Ну, всего не упомнишь… – задумался берсальер. – Скафандр я, конечно, не терял… Но такие передряги случались, что страшно вспомнить. Однажды у меня взрывной волной из рук выбило «Гоч». Мы уходили из-под обстрела, искать оружие было некогда. Командование сочло, что проступок незначительный. Я отделался устным выговором.

– На какой планете вы его потеряли?

– Кодовое название Утес, система Кетрарий.

Да, на это я во время чтения досье обратил внимание: мы с ним дважды топтались по одним и тем же планетам, только в разных фазах операций. Например, на Утес его роту десантировали, когда я уже сидел в карантине и строчил отчеты о своем платоническом романе с Ресту-Влайей.

– Только «Гоч»?

– Да, практически. С меня еще навесной контейнер сорвало. Со всякой мелочью.

– А где именно произошел этот случай? Часом, не в окрестностях Оазиса Мальстрим?

– Именно там.

– Ну вот, теперь по крайней мере понятно, откуда тойлангам известно его имя, – усмехнулся я, повернувшись к полковнику.

– Понятно?

– Ну, ты же должен знать, что «Гоч» – именное оружие. Во всех смыслах. Его память содержит персональные данные и формулу ДНК владельца. Вдобавок многие берсальеры лепят на рукоять «Гоча» миниатюрную табличку, где выгравированы всякие глупости. Вроде «Любимый мальчик Джакомо Галеацци».

– На моем было «Джакомо Галеацци – парень хоть куда», – уточнил берсальер.

– То-то и оно.

– Теперь понятно, – кивнул Дурново. – И все равно нелегко поверить, что тойланги так вот запросто нашли его «Гоч».

– Могли. Оазис Мальстрим тойланги обороняли, как родную столицу. Их контратаки были весьма успешны. Поэтому неудивительно, что после одной из них на отбитых у берсальеров позициях они подобрали этот злосчастный «Гоч» и выведали о его владельце буквально все.

– А что из этого следует?

– Следует, что мы узнали еще что-то, чего раньше не знали. Верно, капитан Галеацци?

– Я ничего не понимаю. Совсем ничего, – развел руками берсальер.

– Я тоже, – сказал я, и мы наконец вышли из лифта.

Мы находились на макушке башни, которая в отличие от бункерообразного главного корпуса посольства в лучшие дни задумывалась как самоценный архитектурно-художественный объект и заодно носитель наглядной агитации. Башня, точно римская триумфальная колонна, была обвита спиралью ленточного барельефа, повествующего о становлении и лучших достижениях Сверхчеловечества (с точки зрения Сверхчеловечества, конечно).