Строчки протокола оживали, но не более того. В девять утра Недоволин сменил на посту Лыбина.

Перекинулись парой слов, Лыбин отправился восвояси, а Недоволин расположился в застекленной будке, раскрыл дежурный журнал, включил чайник, портативный телевизор и, будучи человеком умственного труда, погрузился в задумчивость. Но пробыл он там недолго, отворилась дверь, и в прокуратуру вошел незнакомец…

На этом месте Недоволин понизил голос, посмотрел по сторонам — было видно, что он начинает нервничать. Незнакомец тоже как-то боязливо посмотрел по сторонам, добрался тяжелой походкой до будки охранника и сказал, что хотел бы видеть районного прокурора — по неотложному делу. Ничего чересчур оригинального в облике посетителя не было — потертые шерстяные штаны, куртка из плащевой ткани. Пожилой, морщинистый, кожа загрубелая. Охранник обратил внимание на мозолистые руки. Речь у посетителя была такая, словно он редко общается с людьми — мучительно подбирал слова, делая чудовищные ошибки — такие ошибки не позволил бы себе даже безграмотный милиционер. Впрочем, прокуратура расположена отнюдь не в центре Москвы, публика здесь соответствующая, поэтому ничего удивительного. «Подождите минутку», — вежливо сказал Недоволин и позвонил с вахты в кабинет прокурора. В кабинете никто не отозвался. Посетитель настаивал — ему приспичило поговорить с районным прокурором. Охранник попросил гражданина предъявить документы. Гражданин похлопал себя по карманам, сделал сложное лицо и признался, что никогда в жизни не носил с собой документы.

При этом взгляд посетителя сильно нервировал охранника. У мужика был тяжелый неприятный взгляд — эклектично сочетающийся со смущением и робостью. «Назовите хотя бы вашу фамилию», — сказал Недоволин, собираясь сделать запись в журнале. Незнакомец выразился в том духе, какое, дескать, собачье дело охраннику до его фамилии? Он хочет говорить с прокурором, ему и сообщит свою фамилию. Охранника озадачила такая постановка вопроса. Возможно, он бы просто выставил пришельца за дверь, не стесняясь в словах и действиях, но что-то остановило его. Может быть, неприятный гипнотизирующий взгляд? В общем, странно это все. До сих пор не может понять, как такое произошло. «Хорошо, подождите минутку, — сказал охранник. — Я попробую дозвониться до районного прокурора», — и снова начал накручивать диск телефона. Кабинет и приемная загадочно молчали. «Вам придется подождать — придет прокурор, я скажу ему, он спустится к вам». «Если не пустите к прокурору, я сейчас уйду», — глухо вымолвил посетитель. Недоволин пожал плечами: воля ваша. «И больше никогда не вернусь», — добавил мужчина. «Да и хрен с тобой», — подумал охранник. «Я знаю, кто убил генерала Бекасова, — сообщил визитер. — Я точно знаю, я видел, как это произошло. Если вы немедленно не пустите меня к прокурору, я уйду и никогда не вернусь», — посетитель испытывал нетерпение, граничащее со страхом и паникой.

Недоволин сам испугался. Он знал, что в связи с тройным убийством на озере в прокуратуре вторую неделю не смолкает шум, убийство громкое, из Москвы понаехали следаки, следов преступления не нашли, грядет скандал, по итогам которого мжельская Фемида окажется по уши в дерьме — а тут вдруг такое… Несмотря на угрюмую и нелюдимую внешность, впечатление сумасшедшего посетитель не производил. Недоволин решился. «Хорошо. Поднимайтесь по центральной лестнице на второй этаж. Вторая дверь направо. Табличка «Приемная». Читать умеете?» Незнакомец одарил охранника испепеляющим взглядом и, сутулясь, отправился наверх. Недоволин продолжал испытывать дискомфорт. Едва посетитель показал свою спину, он снова завертел телефонный диск, горя желанием соединиться с прокурором или с приемной. Но телефоны руководства молчали.

Да и черт с ним, решил Недоволин. Стоит ли растрачивать себя по пустякам? Он бросил трубку, уткнулся в телевизор, где шел утренний криминальный сериал. Но неспокойно было на душе. Видимо, не зря. Прошло минут десять — за временем он не следил. На втором этаже кто-то истошно завопил. В следующую минуту у подножия центральной лестницы сошлись Лопатников и Ситникова. Перебросились парой слов, Лопатников натужно хохотнул, Недоволин к ним присоединился. Потом эти двое пошли наверх, а он вернулся к месту несения службы. А спустя минуту началось светопреставление…

Проводив охранника, он несколько минут сидел неподвижно, раскладывая информацию по соответствующим полочкам в мозгу. Поднялся, вышел из кабинета, в коридоре осмотрелся, зашагал к западной лестнице. Спустя минуту он был в вестибюле. Лыбин в будке торопливо что-то дожевывал.

— Хотите со мной поговорить?

— Позже, — бросил Турецкий, миновал будку и встал у входной двери. А ведь, в сущности, занятная головоломка… Он обозрел вместительный холл, нишу в туалет между входной дверью и будкой охранника. Посмотрел на отделанный лепниной и заросший паутиной потолок. Протянул руку к двери, приоткрыл. Петли не скрипели — хорошо смазаны. Он покосился на нервничающего охранника, вышел в тамбур, прикрыв первую дверь. Толкнул вторую, выбрался на улицу. Вторая дверь тоже не скрипела. На улице моросил дождик. Жалась к ограде умытая дождевой водой «Ауди» — словно просила: увези меня скорее отсюда, а то сама уеду… Под козырьком курили двое прокурорских работников мужского пола. Обеспокоенно зашевелились, когда он мазнул их взглядом — весть о «страшном» следователе из Москвы дошла, вероятно, до каждого.

— Здравствуйте, — сказал один из них. — Вы что-то хотели?

— Не помню, — улыбнулся Турецкий. Работники недоуменно переглянулись. «Везунчики, — подумал Турецкий, — им посчастливилось не оказаться в плохое время в плохом месте». Он вернулся в здание, миновал тамбур, распахнул вторую дверь. Она определенно не скрипела.

— А что это вы такое делали? — поинтересовался Лыбин, когда он проходил мимо.

— Воздухом дышал… — Ответ не блистал оригинальностью, но иного он не придумал. Мысли были заняты другим.

— Ну и как продвигается следствие, Александр Борисович? — осведомился прокурор, когда он ввалился к нему в кабинет.

— Бодро, — сказал Турецкий, садясь в кресло, которое неделей раньше облюбовал покойник.

— Зря вы сюда сели, — проворчал Сыроватое. — У нас тут все такие суеверные, в это кресло больше не садятся. А выбросить рука не поднимается, дорогое оно…

— А вы табличку мемориальную на него повесьте. Дескать, в этом кресле жил и умер насильственной смертью… Остались только вы, Виктор Петрович. Я не склонен вас подозревать, но давайте все же восстановим события того странного дня. Итак, где вы, по вашему мнению, находились утром шестого мая?

— По моему мнению, я находился в архиве, — бледно улыбнулся прокурор. — С половины девятого и до…

— И до того момента, как в жизнь вашего заведения влилась свежая струя, — подсказал Турецкий. — Вы рассказывайте, Виктор Петрович, рассказывайте.

Рассказ прокурора был самым коротким. Он не думает, что старые уголовные дела, которые он искал в архиве, имеют отношение к убийству. После майских праздников Сыроватов должен был выступать в суде с поддержкой обвинения против председателя Быстринского сельсовета, умудрившегося загнать коммерсанту из карьера Качалове новый трактор и списать его, как выбывший из строя. По свидетельствам доброжелателей, председатель сельсовета и раньше был нечист на руку, проходил свидетелем по делу о воровстве удобрений трехлетней давности. В общем, неважно. Вход в архив — под западной лестницей. По дороге в подвал он никого не встретил, вспомнил, что забыл поставить в известность Оксану, но решил не возвращаться — быстро сделает дела и вернется. Быстро сделать дела не получилось, пока нашёл нужные материалы, пока провел над ними работу… В девять пятнадцать вернулся в кабинет, проследовал мимо Оксаны, которая задумчиво смотрела в экран монитора — и это неудивительно, половицы в коридоре скрипят так, что незамеченным войти в приемную просто невозможно.