Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И мне кажется, довод Рэнд сводится к следующему: если мы тщательно взвешиваем свои интересы, конфликты с другими людьми сводятся к минимуму. Я сам в этом убедился, когда строил карьеру. Далее, с некоторыми людьми вам, возможно, вообще не хочется иметь никаких отношений. Но мне кажется, из широкого контекста произведений Рэнд следует, что существует масса возможностей для успешных взаимоотношений, выгодных обеим сторонам. И одна из важнейших жизненных задач состоит в том, чтобы устанавливать такие отношения, если они обещают выгоду».
Казалось бы, все предельно просто, но создается впечатление, что личная жизнь Рэнд противоречит этой несколько обманчивой доктрине. В 1950-е годы она сама стала воплощенным столкновением интересов, когда спала с Натаниэлем Бранденом, несмотря на страдальческие возражения ее безразличного вроде бы мужа и Барбары Бранден. И реальность была такова, что именно грубая сила — финансовая зависимость от Рэнд ее мужа и Брандена, который был много моложе, а также психологическая зависимость от Брандена его жены — позволила этому столкновению интересов затянуться на много лет.
В ситуации романтической любви, писала Рэнд, никто из членов любовного треугольника не проигрывает, если женщина выбирает одного из мужчин. «Проигравший» все равно не мог бы получить то, что достается «победителю». Эллис называет это утверждение «невероятно лживым», замечая, что интересы людей «часто пересекаются».[61] Эллис, между прочим, вовсе не спиритуалист, выступающий против объективизма: напротив, он скептик и атеист, основоположник рационально-эмотивной поведенческой терапии, которая основывается на строгом рациональном подходе. Однако же Эллис яростно возражал против объективизма, который вроде бы тоже основывается на рациональности.
Во всех своих книгах Эллис возмущается «антиэмпиризмом» Рэнд. На нормальном языке это значит, что она понятия не имеет, о чем говорит. Простому смертному вполне очевидно, что налицо столкновение интересов, когда в 1968 году Айн Рэнд порывает с Бранденом, изменившим ей с молодой женщиной. Но сама Рэнд не замечает непоследовательности собственных поступков. Она все отрицает, во всеуслышание поливая Брандена грязью.
Я сказал Эллисону, что, хотя и согласен со многими высказываниями Рэнд, — например, против войны во Вьетнаме, — ее выводы нередко представляются спорными. Так, по поводу романтической любви она утверждала, что «мужчина, убежденный в своей никчемности, будет тянуться к женщине, которую презирает, потому что она станет для него отражением его собственного тайного „я“, она освободит его от той объективной реальности, что он обманщик». Однако Эллис, врач с большим опытом, сразу увидел, что это полная чушь, и указал на то, что мужчина, уверенный в собственной никчемности, скорее всего, потянется к женщине, которую уважает, чтобы как-то смягчить ощущение собственного несовершенства.[62]
Эллисон запросто (хотя и весьма предсказуемо) разрешил мою дилемму. «Она постоянно повторяет утверждение, которое лично мне очень помогло в жизни: необходимо всегда проверять исходные положения. Надо всякий раз спрашивать себя, почему вы верите в то, во что верите», — сказал он. В прошлом он бывал не согласен с Рэнд, но затем обнаружил, что просто придерживался убеждений, которые «не имели большого смысла».
Такое возможно, если человек не испытал на личном опыте того, о чем говорит Рэнд. Но что, если убеждения самой Рэнд не имеют большого смысла? Что, если ее исходные положения неверны? Я заметил, что Рэнд позволяла себе судить о том, что находилось за пределами ее компетенции: например, о психологии. Считается, что Рэнд была непревзойденной спорщицей. Разумеется, она знала, что ответить публике, которая нападала на нее в телестудии, во время шоу Фила Донахью в 1979 году. Однако она отказалась от дебатов с Эллисом, и не сохранилось ни единой записи ее стычек лицом к лицу с каким-нибудь действительно выдающимся человеком, выступавшим против ее системы верований.
Несмотря на мои давние нехорошие предчувствия, должен признать, что когда Рэнд пишет о внешней политике США, в ее рассуждениях присутствует определенная логика. Эллисон, довольный, что здесь мы сошлись во мнениях, рассказал мне, как в 1960-е годы Айн Рэнд совершенно перевернула его взгляды на Вьетнамскую войну. По признанию Эллисона, до прихода к объективизму он «считал, что Соединенные Штаты действительно преследуют во Вьетнамской войне собственные интересы». Но когда он начал «по-настоящему анализировать и размышлять, то осознал», что просто пытается оправдать действия государства. Эллисон пришел к пониманию того, что война во Вьетнаме была вовсе не в интересах Америки. «Это не значит, что я разделил взгляды демонстрантов, которые выступали против войны, — пояснил он. — Я по-прежнему был не согласен с ними. Зато я согласился с Рэнд в том отношении, что Вьетнам — не то место, где следует защищать Америку». Выражаясь рэндианским языком, Эллисон изменил свои исходные положения: сначала он считал необходимым «принять сторону Америки», а затем задался вопросом: «в чем состоит выгода для Америки?»
Я напомнил Эллисону, что Рэнд придерживалась той же логики, когда возражала против вступления Соединенных Штатов во Вторую мировую войну. Он посмотрел на меня непонимающим взглядом. Я наступил на больную мозоль. В наше время и в нашем возрасте, когда «Величайшее поколение», по мере его вымирания, все больше идеализируется, поблекшие воспоминания о той войне являются одной из немногих тем, связанных с американской историей, которые остаются неразработанными.
«Я знаю об этом слишком мало. Ничего не могу сказать», — заявил он.
Неужели? Эллисон всерьез изучал объективизм, а откровенное сопротивление участию США во Второй мировой составило в жизни Рэнд значительную главу. Как и поддержка кандидата в президенты Уэнделла Уилки, настроенного против участия в войне, от которого Рэнд отреклась, когда он вошел в состав администрации Рузвельта. Я настаивал на ответе, и тогда Эллисон сообщил, что помнит только, как она утверждала, что «немцы и русские истребят друг друга, а нам вмешиваться не стоит. И мы можем позволить себе не вмешиваться».
Я выразил сомнение по этому поводу, но Эллисон был невозмутим. «Все сводится к исходному положению: нам сказали, что участвовать во Второй мировой войне хорошо, — усмехнулся он. — Яне уверен, что нам действительно следовало отказаться от участия во Второй мировой. Но довод Рэнд, по-моему, очень даже… А что, если бы эти плохие парни и впрямь поубивали друг друга?»
«И ведь такое вполне могло случиться», — засмеялся он, представив себе подобную возможность.
Эллисон весьма уклончиво говорил о позиции Рэнд. «Невозможно сказать, права она была или нет, — продолжал он. — Мы очень помогли русским, взяли на себя большие расходы и большой риск после Второй мировой». — «Но погодите минутку, — возразил я. — Разве Германия не объявила войну США после Перл-Харбора?». «Рэнд сказала бы, что мы сами устроили себе Перл-Харбор: надо было иначе обращаться с японцами», — ответил он.