Под взглядом доктора мне сделалось не по себе.

– Безопасно ли отправлять его домой? – спросил доктор.

– Не знаю, – ответил я.

– Я не могу долго держать его здесь, – вздохнул он. – Иди, повидайся с ним.

Доктор провел меня в лазарет – он весь состоял из одной палаты с тремя койками. В палате было сумрачно и жарко, оконца были прорублены под самым потолком, пахло мастикой и дезинфекцией.

Дядя был тут единственным пациентом. Он лежал на койке с забинтованной головой. Я был потрясен переменой, произошедшей в нем. Нет, после такой страшной травмы выглядел дядя ужасно, как я и ожидал, однако помолодел лет на двадцать.

– Эндрю! – сказал он, завидев меня. Впервые он произнес мое имя. – А где Лиззи? Она пришла с тобой?

Дядино лицо больше не казалось истощенным, и хотя губы его слегка кривились, то была не гримаса недовольства, а скорее улыбка. Никогда прежде я не видел, чтобы он улыбался.

Доктор Хебблтуэйт, стоявший у меня за спиной, ответил вместо меня:

– Нет, Лиззи нет здесь. Она убирает дом к вашему возвращению, – сказал он. – Но я подумал: не лучше ли вам будет задержаться еще на пару дней в лазарете? Пока не пойдете на поправку.

Дядя покачал головой:

– Нет-нет! – Похоже, он здорово огорчился, что тетя не пришла со мной. – Лиззи будет за мной ухаживать, ведь правда, Эндрю? – И такого оживленного голоса я никогда прежде не слышал – он стал звонким, юношеским. – К тому же у меня полно дел. Представляю, как зарос огород. Три дня! Это значит, что я целых три ночи не смотрел в свой телескоп! – Словно бы то, что он искал в ночных небесах, могло явиться и исчезнуть за время его отсутствия. Дядя был очень обеспокоен. Никогда бы не подумал, что его лицо может стать таким выразительным.

Доктор Хебблтуэйт велел медсестре подготовить дядю Нормана к переезду, а меня поманил за собой. Выйдя из палаты, он закурил сигарету.

– Так вот, молодой человек, я не подвергал вас допросу и не намерен этого делать, – заявил он. – Уж мне ли не знать, какие проблемы бывают между супругами. Но хотелось бы надеяться, что ваша тетя Лиззи понимает: если нечто подобное повторится, я никак не смогу и дальше умалчивать. Придется известить коменданта. – Он глубоко затянулся, сощурив голубые глаза от едкого дыма. – Весьма прискорбно, что все произошло именно сейчас, когда вы приехали на остров. Но беспокоиться не следует. Может, все еще образуется, – добавил он.

В послеполуденную жару мы с доктором Хебблтуэйтом устремились обратно в коттедж, провожая тележку, которую толкали двое солдат. Дядя лежал в тележке, бодро и слегка фальшиво напевая. Яркие лучи солнца играли на его забинтованной голове, на белом врачебном халате доктора Хебблтуэйта, на алых мундирах солдат, на мухах, что вились вокруг нас, словно искрящийся дым. А настоящий дым поднимался от сигареты доктора, который постоянно от нас отставал.

Издали я разглядел у калитки тетю Лиззи. А когда мы подошли ближе, дядя приподнял голову и тоже увидел ее. Он помахал ей рукой. Наверное, тетя решила, что дядя просто отгоняет мух. Она не сразу догадалась помахать в ответ.

Когда мы добрались до калитки, дядя окликнул ее:

– Лиззи! Лиззи! – и протянул руку ей навстречу. Тетя помедлила, но все же вложила свои пальцы в его ладонь, и дядя поднес их к губам. – О, Лиззи! Как хорошо дома! – сказал он. Глаза тети расширились.

Солдаты, маневрируя, подкатили тележку к парадной двери. Подоспел слегка запыхавшийся доктор Хебблтуэйт.

– К ногам еще не вернулась чувствительность, – предупредил он Лиззи. – Восстановится через несколько дней. Он не помнит, что с ним произошло. Его разум – tabula rasa[10]. Все происшествие стерто полностью. Надолго ли – остается только гадать. Но, вероятно, довольно скоро он кое-что припомнит. Или все. Обычно так и бывает с амнезией.

Тетя Лиззи вдумчиво кивала.

Солдаты внесли дядю в дом и положили на кровать. Доктор Хебблтуэйт еще раз осмотрел пациента, а тетя Лиззи уже суетилась рядом с ним, поправляя подушки. Дядя Норман не сводил с нее глаз и улыбался. Она неуверенно улыбалась в ответ.

Я внимательно следил за ними. Я понимал, что события складываются очень странно.

Вот так мой дядя Норман с улыбкой на устах вернулся домой к своей убийце.

В последующие дни я уже готов был поверить, что попытка убийства была каким-то недоразумением – тетя стала такой ласковой, такой любящей. Она срезала красные и желтые цветы со своей любимой клумбы и к радости дяди расставляла их вокруг его постели. Кормила его как маленького ребенка, с ложечки, маленькими кусочками нарезала для него мясо. Трижды в день обмывала все его тело. розовой водой. Перед этим она наглухо закрывала дверь спальни, но сквозь филенки я слышал довольное хныканье, сопровождавшее этот обряд.

Во второй половине дня мы с Лиззи посвящали часок пропалыванию дядиного огорода. Телескоп мы перенесли в дом и поставили возле кровати, чтобы он мог наблюдать за ночными небесами через окно. Дядя за все благодарил нас, хотя явно перестал относиться к двум главным делам своей жизни с прежней одержимостью.

В сущности, это был другой человек. Лед в светло-голубых глазах растаял без остатка. Губы научились улыбаться, и улыбка уже выглядела естественной. Свою речь он пересыпал поговорками – тоже нечто прежде немыслимое. Однажды я вошел к нему, и дядя увидел, что я зацепился штанами за колючий кустарник. Он посоветовал:

– Попроси, чтобы Лиззи сразу же зашила. Сапоги смазаны – и дыры замазаны.

А как-то поутру, когда я сидел у окна, любуясь видом на океан, он сказал:

– Смотри-смотри, Эндрю. Такой вид за деньги не купишь.

И он не скрывал нежности к Лиззи. «Старушка», звал он ее, протягивая руки, норовя притронуться к ней, как только она подходила к его постели. Если жена заговаривала с ним, Норман смотрел ей в глаза, не отрываясь, весь уходил в слух.

И со мной дядя охотно общался.

– Посиди со мной, Эндрю, – подзывал он и принимался расспрашивать о Стровене и приключениях по пути на остров Святого Иуды – обо всем, что прежде его ничуть не интересовало. О моей матери он тоже спрашивал.

– Она была прекрасная женщина, – вздыхал он. – Они с Лиззи такдружили. Их мать умерла молодой, и девочки растили друг друга. И в школу ходили вдвоем, и все делали вместе. Жаль, что пришлось увезти Лиззи так далеко. – Но тут он просиял улыбкой. – Зато теперь ты приехал к нам, Эндрю. Мы уж постараемся, чтобы тебе здесь было хорошо.

Он спрашивал Лиззи о других островитянах, с кем они были знакомы прежде, пока он от всех не отгородился. Его самого вроде бы удивляло, как он мог превратиться в угрюмого отшельника.