в фальшивой улыбке и просит следовать за ней. Мы заходим в лифт, поднимаемся на пятый этаж, идём по белому сверкающему коридору. Я верчу головой, немного офигевая от этой дорогущей больницы. Современный ремонт, огромные телевизоры на стенах, минимум посетителей, вежливые врачи, которые, не зная меня, всё равно со мной здороваются.

— Вам сюда, — указывает девушка рукой на приоткрытую дверь.

Я захожу в палату, сразу вижу папу, лежащего на кровати, и бросаюсь к нему. Он приобнимает меня здоровой рукой, сдавленно смеётся.

— Вот видишь, жив я, жив, — повторяет отец.

Немного успокоившись, я отстраняюсь и внимательно его рассматриваю. Левая рука в гипсе, лицо бледно-серое, на губе ссадина. Мне больно видеть отца таким, но, по крайней мере, он может двигаться, разговаривать и даже шутить. Это ли не счастье? Вчера я боялась, что никогда его больше не увижу, а сегодня уже обнимаю и дотрагиваюсь до тёплой шершавой ладони.

И всё благодаря Аркадию. Его помощник каким-то чудом за один вечер договорился с нужными людьми и привёз моего отца в целости и сохранности. Асманов им не помешал, хотя я жутко этого боялась.

— Ну-ну, милая, всё же хорошо, — растерянно бормочет папа. Он не выносит женских слёз, сразу взгляд отводит и начинает городить какую-то чушь. Меня всегда это забавляло. — Тут не больница, а настоящий рай: кормят вкусно, ухаживают, ещё и телевизор смотреть разрешают, — отец указывает на плазму, висящую на стене.

— Тебя же недавно привезли. Откуда про еду знаешь? — улыбаюсь я.

— Ну а какая ещё может быть еда в таких учреждениях? — пожимает плечом отец и еле заметно кривится.

— И не поспоришь, — поддакиваю ему.

— Как ты поживаешь, Лия?

Я принимаюсь воодушевлённо рассказывать о двух днях, проведённых в новой семье. Все негативные моменты напрочь удаляю из памяти, нельзя, чтобы папа грустил. Описываю дом, в котором живут Аркадий и Анна Викторовна, вкратце упоминаю о своё первом свидании с Богданом и вру, что мне всё понравилось и он замечательный, лучший в мире парень. Город тоже хвалю: и метро классное, новый опыт всё-таки, и центр красивенный, и люди счастливые вокруг.

— Хорошо сочиняешь, — резюмирует отец, когда я замолкаю. — Правдоподобно.

— Ну пап, — тяну я, надувая губы. — Я говорю всё, как есть. Может, моментами немного приукрашиваю. Но только моментами!

— Врушка, — неодобрительно качает он головой. — А на самом деле как тебе Богдан? Я должен знать правду.

Вздыхаю. Это сложный вопрос, на который я пока не нашла ответ. С одной стороны мне нравится будущий муж, а с другой — он меня немного тревожит своей настойчивостью и непредсказуемостью. Правда, вчера меня это ничуть не смутило: я первой обнимала Богдана, с радостью принимала его внимание и даже руку ему поцеловала в порыве эмоций! Он, конечно, опешил, не ожидал от меня такого.

— Рядом с ним я чувствую себя в безопасности, — говорю чистую правду. Вчера Богдан меня успокаивал, пытался шутить, гладил по волосам и спине, и я чувствовала себя в самом уютном и защищённом месте на земле.

— Это хорошо, милая. Аркадий и Богдан очень многое для нас сделали, надеюсь, ты понимаешь, что должна быть им благодарна?

— Да, — киваю.

— Постарайся быть хорошей женой. Знаю, ты совсем не о таком мечтала, но кто бы подумал, что Асманов…. — отец сокрушённо качает головой. — Прости меня, Лия.

— Пап, ну ты чего? Конечно, я тебя простила, разве может быть иначе? — тараторю я, сжимая его руку в своей. — Всё хорошо, ты ни в чём не виноват. Я с радостью выйду замуж за Богдана! Ты же будешь на моей свадьбе и сам всё увидишь!

За эту бессонную ночь я очень много думала. Прежде всего благодарила судьбу за то, что лучшим другом папы оказался Аркадий, добрый порядочный мужчина, который, не задумываясь, пришёл на помощь старому товарищу. Потом я вспоминала Анну Викторовну и её тихий, полный сочувствия голос. И пусть я ненавижу жалость, но во взгляде женщины не было ничего унизительного, наоборот, она пыталась меня поддержать всеми возможными способами.

Когда за окном брезжил рассвет, я размышляла о предстоящем браке. Богдан ни разу не попрекнул меня, не назвал дурой, которая рвётся домой, наплевав на здравый смысл. Его случайный звонок спас не только меня, но и папу. Кто знает, что было бы с нами, если бы я села в ту машину и уехала домой…

Под утро я решила, что мне срочно нужно меняться. Хватит язвить, топать ножками и отталкивать людей, которые ничего плохого мне не делают! Я в необъятном долгу перед всей семьёй Мельниковых и я стану хорошей женой и невесткой. По крайней мере, я буду очень стараться.

— Да, к твоей свадьбе я должен оклематься, — радостно говорит папа.

Я сижу у него ещё около часа, пока отец не начинает меня прогонять.

— Иди лучше по городу прогуляйся, нечего штаны в этой дыре протирать, — суровым тоном произносит он.

— Дыре? Ты же совсем недавно её хвалил! — смеюсь. У папы явно хорошее настроение, отчего и мне становится легко и весело.

— Вот и иди, не мешай мне наслаждаться благами цивилизации, — хмыкает папа.

Я целую его в щёку и обещаю прийти завтра примерно в это же время. Выхожу из больницы со странным чувством: мне вроде и хорошо, но вместе с этим чего-то не хватает. Аркадий и Анна Викторовна на работе, Богдан тоже в клинике, насколько я слышала, у него на сегодня две сложные операции назначены. Интересно, он позвонит, когда освободится? Правда, с какой стати ему это делать?

Вздохнув, я бесцельно иду по улице, потом захожу в прохладную кофейню, заказываю лимонад и, усевшись возле окошка, открываю поисковик в телефоне. Ищу недорогие курсы маникюра, добавляю в закладки самые, на мой взгляд, интересные варианты. А потом реальность лупит по мозгам.

Какой маникюр? Мой свёкр — первый заместитель мэра, свекровь — декан исторического факультета в крутом вузе, а муж и вовсе суперклассный хирург-стоматолог в лучшей клинике страны. А я кем стану? Обычным мастером маникюра? Смешно. Я никак не вписываюсь в семью Мельниковых. Они интеллектуалы, талантливые умные люди, а я буду ногти красить. Да уж.