словно стараясь удержать руки от дрожи. Невероятно сложно не отводить взгляда. — Ни о чем и никогда, а сейчас…

— Тась, да я ради тебя все сделаю, но как же ты не понимаешь, ты — молодая незамужняя девушка, а он взрослый мужчина, который никогда на тебе не женится!

— Саня, я просто хочу сходить с ним на праздник, ничего больше.

— И он согласится?

— Это просто праздник.

— Не просто! — сестра дует на голову дочери, золотистые прядки разлетаются со лба. — Тася, мужчины это чувствуют.

— Что — это? — вести такой разговор мне непривычно… и неприятно. Стыдно. Но я не могу отступить.

— Мужчины чувствуют, когда рядом с ними влюбленная женщина. Влюбленная, значит, готовая на все, Вестая! И это очень… заманчиво. Такая власть развращает даже самых стойких, даже самых крепких духом.

— Речь идет только об одном празднике. Пожалуйста. Разве ты не знаешь, Саня, я… здравомыслящая.

— Честно? — отвернувшаяся было к дочери сестра снова поворачивается ко мне. — Не знаю, Тая. Ты всегда, кроме самого раннего детства была такая тихая, но тишина бывает разной. Иногда это тишина мирного утра пестреня, а иногда — затишье перед грозой.

— Саня…

— Ш-ш-ш, — укачивает крутящуюся хнычущую Таниту Саня. Влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо… — Ш-ш-ш, маленькая…

* * *

— Лас Виталит, вы же сможете приглядеть за Таей? — Саня выглядит совершенно спокойной, словно всё, что происходит — в порядке вещей. — Мне хотелось бы повидать подругу, которую я не видела уже пару лет, а всевозможные забавы, сказать по правде, мне безразличны.

— Конечно, ласса Асания, — Вилор неплохо скрывает удивление, поддерживая предложенную игру. — Не беспокойтесь, с Вестаей все будет в порядке. У нас спокойные праздники, служители неба курируют их. Никакой огненной воды на улицах, только музыка, танцы, угощения, актёрские представления…

— Служители поддерживают театр? — с некоторым сомнением переспрашивает Саня. — А я слышала, что был объявлен повсеместный запрет на проведение публичных спектаклей.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌— С предложением запрета выступал король, — поправил сестру Вилор. — Была довольно неприятная история с постановкой, выставляющей королевскую семью… не в самом благовидном свете, да и… еще несколько скандалов по поводу… — Вилор замялся. — Отношений некоторых знатных людей и актерок, но лас Иститор, напротив, всегда поддерживал настоящее искусство. Так что именно он вернул театр людям.

Саня хмыкнула.

— Безусловно. Разве можно отказаться от такой прекрасной возможности наглядно показать людям, как именно им нужно жить! А шумные праздники так удачно отвлекают от публичных казней…

Я не вмешивалась в разговор, поскольку прежде никогда не видела театральных выступлений и даже не знала о том, что когда-то они были запрещены. Вилор, живший доселе в городе, конечно, был в курсе происходящего, но сестра… беспечная Саня, не особо любившая школу и учёные предметы, весёлая и легкомысленная, последние два года целиком поглощенная семейными хлопотами и заботами, иногда поражала меня глубиной и точностью своих суждений.

— Скажите, куда подвезти Вас, — предложил Вилор, и Саня, к моему удивлению, назвала точный адрес — я-то была уверена, что городская подруга — выдумка. Но вот большие резные ворота открылись, суровый привратник спокойно выслушал слова сестры, из двери внушительного каменного особняка выглянула аккуратная горничная, а через треть горсти выбежала молодая женщина с завитыми в локоны волосами и крошечным малышом на руках.

Саня пристально взглянула мне в глаза, а потом повернулась и защебетала со смутно знакомой мне девушкой, когда-то жившей в нашей деревне, а с удачным замужеством перебравшейся в город. Отчего-то я вдруг представила себе похожий дом, Вилора и себя в саду за металлическим узорчатым, где могли бы играть наши… Но еще один взгляд Сани, обернувшейся ко мне у самой двери перед тем, как зайти в дом, резко полоснул по несбыточным и глупым мечтам. Только праздник, один-единственный. Ничего более.

* * *

Как и в первую поездку, город поражает меня обилием незнакомых, сильных, кружащих голову запахов: медовых горячих отваров, которые варят прямо на улицах в огромных чугунных котлах и бесплатно разливают всем желающим, приторно-сладкий — запеченных в карамели с корицей яблок, выпекаемых на здоровенных чугунных сковородах блинов с домашним топленым маслом… от этих вкусных тягучих ароматов рот наполняется слюной. Всюду звучат голоса и смех, ругань, разговоры через перекрикивания… всего слишком, все громче, ярче, резче на порядок, чем то, к чему я привыкла. Мать дала с собой мне немного денег, и я прикидываю, что взять братьям — яблок или карамельных петушков, а может быть, и на то, и на то хватит?

Город принарядился, как идущая на смотрины девица и, несмотря на серость и зябкость, присущие морозю, выглядел нарядно и ярко: огромные разноцветные банты из шёлковых лент, выдувные шары из цветного стекла, ажурные расписные деревянные домики, подвешенные на веревочках к веткам. Кое-где на деревьях, правда за заборами, в садах домовладельцев можно было увидеть глазурированные пряники.

Вилор повел меня на пеструю шумную ярмарку, где, совершенно не слушая мои протесты вручил мне огромную чашку какого-то терпкого, сладкого горячего напитка и свернутый треугольником тонкий до дырочек блин с россыпью томленой красной винницы — болотной чуть кисловатой ягоды.

Внезапно я увидела чуть поодаль от торговых лавок россыпь людей в рабочей потрепанной, торопливо раскладывающих доски и сколачивающих их между собой в достаточно большой — пятнадцать на пятнадцать локтей деревянный постамент. У меня закружилась голова, а пальцы сами собой вжались в локоть идущего рядом Вилора, в ушах зашумело.

— Тая? — служитель развернулся. — Ты что, девочка?

— Ты же обещал, — прошептала я. — Никаких…

— А! — Вилор вдруг рассмеялся и приобнял меня за плечи. — Это совершенно не то, Тая! Это театральные подмостки, помнишь, мы говорили с Асанией — лас Иститор всячески поощряет искусство. Хочешь, останемся и посмотрим? Я думаю, горсти три до начала у нас еще есть…

— Хочу, — неожиданно ответила я. — Посмотрим.

И мы пошли дальше вдоль рядом с различными сладостями и красивой многообразной всячиной — от гребней для волос до конских упряжей.

Руку с моих плеч Вилор не убрал.

* * *

Перед синим одеянием Вилора люди расступались, одни — с доброжелательной улыбкой, другие — осторожно, отводя глаза. Впрочем, я не особо смотрела на людей. Проходить к самому краю помоста Вилор не стал, отыскав нам удачное местечко с краю, и расталкивать никого не пришлось — рядом со многими зрителями стояли дети — и все было видно.

Мне было интересно посмотреть на представление, несмотря на скептический тон Сани, несмотря ни на что. Толпа собралась внушительная, и от этого по телу вновь побежали тревожные мурашки — каким-то обостренным чутьем я вдруг уловила родство ощущений того, предыдущего