Николай Степанович ошарашенно смотрел на меня. Кажется, у него даже глаз перестал косить.

— Шучу. Пока ограничимся французскими газетами. Еще одна ваша задача — отыскать во Франции промышленников, ученых, конструкторов, готовых показать образцы своих изделий в России. В следующем году у нас, в Москве, — зачем-то уточнил я, — планируется Выставка достижений народного хозяйства. Нет, официально она называется Всероссийская сельскохозяйственная и кустарно-промышленная выставка, но ВДНХ звучит гораздо красивее. Понимаю, достижений у нас не так и много, но они есть. Так вот, очень нужно, чтобы выставка из Всероссийской превратилась в Международную. Чтобы европейцы — а в нашем с вами случае французы, показали нам образцы техники, которые мы сможем у них либо купить, либо сами построить, с их помощью.

— Олег Васильевич, да я в технике-то мало что понимаю! — воскликнул Гумилев в ужасе. — Я до сих пор не понял, отчего лампочки зажигаются, и как свет загорается.

Про электричество я и сам знал немного. Ну, течет себе ток по проводам, так и пусть течет, что мне еще-то знать? Главное пальцы в розетку не совать и не пользоваться неисправным обогревателем.

— Трактор от танка отличите? Автомобиль от керосиновой лампы? Или винтовку системы Мосина от сепаратора? — Николай Степанович озадаченно кивнул, а я продолжил: — Возьмете справочники, посмотрите — что, как и где во Франции выпускают, какую продукцию. Вино, парфюмерию и товары для нэпманов, вроде шуб и сумочек нам пока не нужны, а вот техника пригодится. Где автомобили, где самолеты, а где электродвигатели. Сельскохозяйственная техника тоже пойдет. И та, что от двигателя, и та, что на конной тяге. Особенно, если она новая. Косилка с двигателем — штука хорошая, но для нас и лошадиная пойдет. Еще бы неплохо с изготовителями оборудования для пилки бревен связаться, а лучше сразу с несколькими. Подберете десятка два адресов, напишете письма с предложением — мол, дорогой мсье Леваж, а не хотите ли выставить образцы своей противопехотной мины… То есть, хочу сказать — образец вашей сенокосилки…?

— Подождите, Олег Васильевич, дайте-ка я лучше все запишу, — нервно сказал Гумилев и полез в карман за записной книжкой. — Вы-то человек знающий, а я, словно в холодную воду…

Образно, однако. Но забавно, что меня считают знающим человеком. Я тоже на уровне Николая Степановича — домкрат от карбюратора отличу, но не более.

— Значит, нас будут интересовать трактора, любая сельскохозяйственная техника — жатки, молотилки, что там еще?

— Наверное, плуги, бороны, механические серпы, какие-нибудь э-э… сноповязальные машины, — предположил Гумилев.

— Вот видите, вы все на лету схватываете, — похвалил я поэта. — В общем, берете справочник — и флаг вам в руки.

— Флаг? — не понял поэт.

— Ага. Флаг вам в руки, и барабан на шею. Мы будем рады любой технике. Если вы напишете штук сто писем…

— Вы же сказали — штук двадцать?

— Напишете двадцать — откликнуться человека два, напишете сто — будет человек десять. Свяжемся с ними, они нам вначале свои проспекты пришлют, мы их в Москву отправим, чтобы специалисты посмотрели, оценили.

— Тоже, как добывающая разведка, — усмехнулся Гумилев. — Собираем любую информацию, доставляем в штаб, а там разбираются.

— Вот-вот, — обрадовался я. — А если мы для выставки какого-нибудь конструктора заполучим, то считайте, что языка доставили.

— Тогда лучше двух, — совершенно серьезно сказал Николай Степанович. — И брать надо из разных ведомств, в разных чинах. Конечно, это все в идеале, но нужно стараться.

Вот тут-то я окончательно зауважал Гумилева! Молодец. И вправду служил в разведке.

— Именно так, — кивнул я. — Взяли двух «языков», провели предварительный допрос, а потом доставили более важного в штаб, где с ним более детально побеседуют. Но главное, что на выставке мы сможем продемонстрировать европейские достижения. И будет двойной эффект. Во-первых, мы дадим понять нашему народу, что Европа уже нам не враг. Не союзник, разумеется, но хотя бы торговый партнер. Во-вторых, сможем договориться о закупке того, чего у нас пока нет. А в третьих, а это самое главное — люди посмотрят на какую-нибудь сеялку, затылок почешут и скажут — а мы-то не хуже сделаем!

Николай Степанович уже не выглядел растерянным. Кажется, начал проникаться новыми обязанностями. Что ж, у начальства и другие дела есть, кроме разговоров с поэтами.

— С вашим жалованьем вопрос решим, пару дней для отдыха я вам дам — отоспитесь, Париж вспомните, даже к друзьям можете сходить, а потом за работу.

— Да уж какие теперь друзья! — пожал плечами Гумилев. — Гийом Апполинер умер, а больше-то я ни с кем из французов и не общался. Все больше со своими.

— Бунин в Париже. Еще Мережковский с Гиппиус, — сообщил я.

Гумилев поморщился.

— Я и раньше с Буниным не особо ладил, а уж теперь… А Мережковского с его супругой, так вообще уважать перестал. Увижу — руки не подам.

— А что так? — удивился я.

— Понимаете, Олег Васильевич, не люблю, когда поэты с писателями сами себя записывают в классики. А уж тем более не люблю, когда писатель, откуда-то со стороны, с чужой земли, на свою родину гавкает.

О как! Наш человек!

Отправив Николая Степановича обживаться в той комнате, что некогда занимал Евгений Кожевников, я опять уселся за стол, обдумывая — а не поручить ли Гумилеву заняться еще и выставкой «Мир русской иконы»? Или это уже перебор? Впрочем, подожду до приезда пополнения.

Раздался стук в дверь.

— Да?

Вошел Николай Степанович. Немного смущаясь, поэт сказал:

— Олег Васильевич, я, когда собирался, из Петрограда кое-что с собой захватил. Слышал, что у вас дочка родилась. Сердечно вас поздравляю. И вот, от меня…

Застрелюсь! Хотя, нет, давайте сюда ложечку, пригодится. Этак, я и приданое для Вики соберу.

Глава 13

Пристав с бельгийским акцентом ​

Владелец дома на улице Рю де л’Арбр-Сек, в довольно престижном районе, ранее именовавшемся Сен-Жерменским предместьем, где селились исключительно аристократы, мсье Пави довольно снисходительно смотрел на двух полицейских, явившихся к нему в сопровождении судебного пристава, приехавшего из Амьена.

Постоялец, именовавший себя послом России во Франции, жил здесь вместе с супругой уже не первый год, снимая одну из самых дорогих квартир, плату вносил исправно, никаких жалоб от прочих квартиросъемщиков от него не поступало. Еще у семейной пары не было ни детей, ни собак, что очень важно.

Разумеется, было в поведении жильца кое-что неприятное. Например — он знал законы республики едва ли не лучше, нежели адвокат мсье Пави, а говорить с русским жильцом о повышении квартирной платы было бессмысленно, потому что договор аренды был заключен на несколько лет и сумма оплаты в нем фиксированная. В тысяча девятьсот семнадцатом году, когда заключался договор, для домовладельца он казался выгодным, но прошло уже четыре года! Но, здесь к господину Маклакову тоже претензий нет.

И в каких-таких незаконных махинациях замешан постоялец? Самого Пави это не касалось, но он обязан быть на страже интересов своего арендатора. Подумывал даже — а не позвонить ли адвокату? Но кажется, представители власти не собираются вламываться в квартиру силой. А адвокат может выставить счет за услуги, которые он не оказывал. Нет, адвокату звонить не стоит.

Амьен, хотя и недалеко от Парижа, но все равно, это уже провинция, к которой можно отнестись не только снисходительно, но где-то даже и пренебрежительно. Своих, то есть, парижских, представителей закона мсье Пави даже угостил бы кофе, а угощать провинциальных? Фи. Это все равно, если граф предложит сесть за стол своему форейтору. Он даже не пригласил их в квартиру, а заставил стоять в вестибюле.

— Увы, мсье, ничем не могу помочь. Мсье и мадам Маклаков уехали еще вчера, а без их разрешения я не могу показать ни квартиру, ни тем более совершить изъятие чего-либо. Даже если бы у вас имелось разрешение Высокого суда, то все равно, без хозяев впускать кого-либо в жилище незаконно.

Мсье Пави произнес эти слова с легким высокомерием, давая понять, что он не очень-то опасается служителей Фемиды, если сама богиня на его стороне.

— А надолго они уехали? — уныло поинтересовался уже немолодой судебный пристав, представившийся мсье Жювом, говорящий по-французски очень хорошо, но с каким-то акцентом. Наверное, бельгиец.

— Всего на неделю, — охотно сообщил мсье Пави, а потом добавил: — Мсье и мадам получили в подарок оплаченные билеты и сертификат на двоих в один из отелей Ниццы.

— Везет же вашим постояльцам, — вздохнул один из полицейских. Он тоже говорил с непонятным акцентом. — Хорошо иметь покровителя, который раздает такие щедрые подарки.

— О, это не покровитель, а хороший друг мсье