Однако ее сын Александр Александрович придерживался другого мнения. «Если бы не вечная война с этими сукиными детьми, я бы остался тщедушным скрипачом с перхотью, неустроенной личной жизнью и без гроша в кармане».

Не утратив врожденной интеллигентности, он научился противостоять, отстаивать свои права, не только словом, но и кулаком. Характер его набрал силу, нервы закалились и обрели прочность. В результате он добился больших успехов в бизнесе и в начале девяностых переехал в самый престижный на тот момент Толстовский дом на Фонтанке, а прежним своим врагам, по усмешке судьбы, купил по приличной квартире в новостройках. Как любой скот, они понимали только силу и, отдавая должное его новым возможностям, съехали без проблем.

Анна Витальевна осталась одна. В квартире ее сделали ремонт, снесли оставшиеся перегородки, и теперь у нее было всего две, но огромные комнаты. Одна светлая с видом на площадь и другая, потемнее, – во двор. После стольких лет нежелательного общения Анна Витальевна отнюдь не тяготилась одиночеством и принимала его как награду за честно прожитую жизнь.

Она всегда любила кошек. До капремонта в их квартире всегда обитало две-три. После – не могла отдаться этой своей страсти, ведь у нее имелись Соседи. Перспектива увидеть своего питомца отравленным или без глаз была выше ее сил. И теперь она с лихвой отыгралась за вынужденную разлуку с любимыми животными.

Кошек оказалось не шесть, а десять, потому что одна из них на днях принесла четырех котят.

«Котики примиряют меня с действительностью. Они созданы для красоты и радости».

Но не только кошки грели душу моей новой клиентки.

Собственно, главным, что удерживало ее в этом неблагоустроенном районе, заселенном опустившимися подобиями ее выбывших соседей, были Морской Никольский собор и Мариинский театр. Бортнянский и балет.

Вначале, в семидесятые годы, Анна Витальевна посещала церковные службы ради прекрасных мелодий Бортнянского, украшенных вдохновенным пением подрабатывавших здесь мариинских хористов, а иногда и солистов. Священник был для нее лишь участником неизбежного, но непонятного представления.

И вот однажды с ней произошел такой случай. Некая пожилая дама во время службы хриплым голосом стала довольно громко подпевать. Она хорошо знала текст молитвы, однако фальшивое ее пение заглушало ангельские льющиеся с хоров голоса.

– Нельзя ли потише, вы мешаете слушать! – возмутилась Анна Витальевна.

– А вы не на концерте, – ответила пожилая дама, но все же отошла подальше.

И Анну Витальевну поразила мысль, что пение, ради которого она приходит сюда каждое воскресенье, на самом деле только вспомогательная часть чего-то большого и важного, с чем так яростно боролись, но уничтожить не смогли. Доказательством тому были этот прекрасный собор, этот молодой священник, эти немногочисленные, но верные люди, которых она встречала здесь регулярно.

Так Анна Витальевна стала православной христианкой.

О балете мы условились поговорить в следующий раз.

Все-таки для любительницы одиночества Анна Витальевна была чрезвычайно словоохотлива.

Шел третий час дня. Я решила отправиться домой, пообедать и заказать по Интернету какой-нибудь американский справочник по уборке помещений, в которых содержатся домашние животные. Что касается необходимых антиаллергенных моющих средств, то их тоже можно заказать по Интернету. Если, конечно, одобрит этот самый Александр Александрович.

Журчащая правильная речь моей новой клиентки чудесным образом развеяла мою утреннюю тоску, и я задумалась о том, что же такое мог мне оставить Аркадий Павлович, Царство ему Небесное. Но он никогда ни о чем подобном мне не говорил, поэтому мне оставалось только теряться в догадках.

* * *

Я немедленно позвонила Кораблевой. Как я только жила без нее все эти годы? Когда она ответила, я сообразила, что сейчас мне будет уже не отмазаться от рассказа о Глебе. Но было поздно.

Мы встретились в давешнем японском заведении. Кораблева держалась как-то холодно, и, хотя мне было невесело, пришлось долго смешить ее и пересказывать приколы про своих старых и новых клиентов, чтобы она начала улыбаться.

– Ну все, не тяни, откуда ты знаешь Гостева? – наконец спросила она.

И я поняла, что в холодности, с какой она меня встретила, была большая доля чего-то личного с ее стороны.

Неужели она в него влюблена? Бедный Джеймс. Хотя чему тут удивляться.

Я в двух словах поведала ей о нашем знакомстве в Quazi, умолчав о его замечании по поводу моего жакета, о давенпорте и о его вечернем визите. Рассказала только про костюм и продавщицу, про «показ» тоже ничего не говорила. Потом не удержалась и вывалила на нее историю про Петрова. И в последнюю очередь то, о чем, собственно, хотела поговорить: Аркадий Павлович и предложение Сологуб.

К сожалению, Кораблева ничуть не заинтересовалась историей про неведомое наследство, а идею Сологуб она раскритиковала в пух и прах.

– Какая чепуха, кому интересно про твою дурацкую уборку?!

Про Петрова сказала, что всегда видела его насквозь.

Единственная тема, которая ее сегодня занимала, это Глеб Гостев.

Я чувствовала, что опять теряю лучшую подругу, и опять из-за мужика. Нужно было срочно спасать отношения.

Глеб, конечно, положа руку на сердце, стоит подруги, но это в случае серьезной перспективы. Между нами же не было ничего серьезного. Да, я впадаю в ступор, когда его вижу, но он пока ни разу этим не воспользовался, и даже не похоже, что он об этом догадывается. Я, безусловно, для чего-то ему нужна, он проводит надо мной какой-то эксперимент, иначе зачем все эти подарки, которые, кстати, легко вернуть. Но все это несерьезно. Поэтому нужно срочно оптимизировать отношения с Кораблевой, убедить ее, что я совершенно не претендую на этого злосчастного красавчика. Или претендую?

Кораблева молчала, на лице ее отражалось борение чувств. Наконец она что-то решила.

– Ладно, – сказала она, – я уже просила недавно у тебя прощения за то, что вела себя как сука… Ты сейчас одна. Он явно в тебе заинтересован. Не хочется снова давать повод, тем более что мой поезд давно ушел.

Она глотнула лотосового чая, пока я запихивала в рот суши с острым лососем.

– У меня с Гостевым назревал роман. Он вел себя неординарно. Никаких обычных мужских разводок. Если бы я не слышала о нем разные истории, то подумала бы, что он голубой.

Как это знакомо, подумала я.

– Я тогда пыталась создать свой бизнес и сильно попала на деньги. Нужна была крупная сумма, он мне занял. Он на нью-йоркской бирже играет, если ты еще не знаешь. Не сам, конечно, через брокера, но летает туда каждые две недели. Я была влюблена в него как кошка. Домогалась, как только умела, но он смеялся и говорил, что еще не время. Потом намекнул, что хочет деньги назад. А у меня их нет. И тогда он предложил мне одну аферу, результатом которой стала вся моя нынешняя жизнь.