– Пойду-ка я, – задумчиво протянул он, – пройдусь, погляжу, что да как. Баба его в машине осталась, другого случая может и не быть. А ты посиди пока, на низком старте.

Морок открыл дверцу, и тут из палатки вышел Матвеев с огромным букетом цветов в руках. Бело-багровая икебана помещалась в золотистой обертке в виде вазы, из ее краев торчали зеленые перья, вблизи оказавшиеся ветками какого-то нежного пушистого растения, похожего на укроп. Своим видом бывший опер напоминал восторженного первоклассника, бережно нес букет, держал его одной рукой, второй оберегал от снега и прохожих, норовивших задеть сокровище.

– Опа! – Морок следил за Матвеевым, не сводя с него глаз. – Концепция изменилась, и пока не пойму, к лучшему или наоборот. Этот олень едет к кому-то на день рождения, везет с собой выпить, пожрать, подарки и цветы.

– Думаешь? – Олегу было уже все равно. Кольнуло на миг желание выйти из машины и засунуть Матвееву этот букет… Дальше фантазия набирала обороты, квалифицируемые одной из статей УК как «половые извращения», была она нехорошей, и от таких «изысков» следовало воздерживаться. А бить ему морду прямо здесь, на парковке… Можно, конечно, но толку никакого.

Матвеев тем временем внес букет в машину, передал его супруге, та прижала цветы к дубленке, и «Фольксваген» покатил с парковки прочь.

Ехать пришлось почти через весь город, снова через «пробки» и снег. Удачно миновали железнодорожный переезд, свернули на дорогу между пустырем и бетонным забором бывшего мясокомбината, проскочили мимо заколоченных палаток и остановились у пятиэтажки из светлого кирпича. «Фольксваген» подкатил к крайнему подъезду, супруги выгрузились из машины и пошли к дверям. Матвеев волок пакеты и коробки, за ним топала жена в обнимку с букетом.

– Я тебе говорил, – разглядывая фасад и окна дома сказал Морок, – точно день рождения у кого-то, а это надолго. Пока за стол сядут, пока тосты, выпить-закусить, то да се… Часа три пройдет.

И почти угадал, на полчаса всего ошибся. Олег уже хотел отказаться от своей затеи и просто уйти, ему было тошно от одного вида сытой матвеевской рожи, от того, что тот спокойно, как обычный человек, ездит по городу, ходит в магазины, покупает цветы. Место для этой твари в клетке, в крайнем случае – на цепи где-нибудь в сарае, а не в теплом кабинете торговой конторы, откуда сбежала Наташка, едва завидев Матвеева издалека.

– Хрень какая-то, – недовольно покачал головой Морок, – не могу больше. Может, он там ночевать останется. Надо его как-то выманить. Погоди…

Он открыл дверцу, зачерпнул горсть снега, слепил снежок и кинул его в «Фольксваген». Попал, удар получился основательным, немедленно включилась сигнализация.

– Смотри! – спрятавшись в машину, уставился он в лобовое стекло. Олег сначала не понял, что надо делать, а потом сообразил – на третьем от края окне пятого этажа отодвинулись шторы, за ними показался силуэт человека, и сигнализация смолкла.

– Пятый этаж, значит, – проговорил Морок себе под нос, – квартира налево. Хорошо…

Олег же ничего хорошего не видел: ну, знают они точный адрес, и что с того? Что им с этого знания, или Морок собирается ввалиться туда и выдернуть Матвеева из пьяной толпы? Тоже способ, да только свидетелей целый караван останется, если там действительно чей-то день рождения.

Раздался глухой шлепок о крыло «Фольксвагена», за ним переливы сигнализации. Морок шкодливо ухмыльнулся и снова уставился на окна. Шторы приоткрылись снова, показался силуэт человека, и машина перестала сигналить.

– Неплохо, неплохо. – Морок ловко слепил очередной снежок и метнул его в машину. Все повторилось: штора, человек, тишина.

– Хватит! – не выдержал Олег. Он решил, что приятель так развлекается, обращая серьезное дело в потеху.

– Погоди, – бормотал Морок, – сейчас клиент дозреет.

Он по пояс высунулся из машины и швырнул нехилых размеров снежок в лобовое стекло «Фольксвагена». Тот предсказуемо заорал, но дальше система дала сбой – штора на окне даже не шелохнулась. Морок напрягся, вытянулся, как пес на стойке, и не сводил с подъезда глаз.

– Щас он выйдет, зуб даю. Я тоже выйду, а ты заводись…

И буквально выпал из «Тойоты», скользнул чуть ли не под колеса и пропал. Удивляться было некогда, Олег захлопнул дверцу, пригнулся, вставил ключ в замок зажигания и следил за Матвеевым, спешащим к своему орущему сокровищу. И тут план Морока стал понятен – довести хозяина машины до бешенства воплями сигнализации, дождаться, когда тот выйдет ее отключить, и перехватить по дороге. Да, так и есть – Матвеев выскочил из дома в свитере, из-под которого виднелся ворот светлой рубашки, в джинсах и домашних тапках, отчего шел неуверенно, спотыкаясь на каждом шагу. Он добрался до своей машины, открыл дверцу, и тут за его спиной возник Морок. Олег ничего толком разобрать не успел, заметил только, как Морок наклонился над Матвеевым и вроде как хлопнул того по плечу. Здоровенный дядя вдруг упал на колени и ткнулся головой в сиденье. Он не орал, не пытался вырваться, а позволил Мороку взять себя под мышки и тащить по снегу к «Тойоте», тапки так и остались лежать у колес «Фольксвагена». Морок впихнул Матвеева на заднее сиденье и кинулся к водительскому месту.

– Назад! – крикнул он Олегу.

Тот спорить с ним не решился, сел рядом с неподвижным и холодным Матвеевым, отодвинулся от него. Но Морок слишком резко взял с места, «Тойоту» немного занесло, и Матвеев свалился Олегу на колени.

– Блин! – попытался он сдвинуть тушу.

Морок глянул в зеркало заднего вида и прошипел:

– Посади его ровно, обними, сделай вид, что ты тоже нажрался в доску. Если менты остановят – пой что-нибудь, или рвоту имитируй, или целоваться к ним лезь. Давай, обнимай, он тебя не укусит.

Олег кое-как усадил Матвеева прямо, брезгливо обхватил его за плечи, принюхался. От бывшего опера разило коньяком и чем-то цветочным, вроде шампуня. Он не шевелился, клевал носом, остатки бывшей челки были мокрыми от растаявшего снега.

– Он живой? – Олега точно морозом обдало, ему показалось, что он обнимает труп.

– Живой, живой, – заверил его Морок, – нормально все, не переживай. Он просто спит, я его выключил ненадолго, скоро очухается. Ты пока обнимай его, как родного, морду ему потом бить будешь, а я подержу, чтоб не вырвался.

А сам гнал по городу так уверенно, точно родился здесь, ни разу дорогу не спросил, катил дворами и огородами, выжимая из старой машины все, что возможно. Остановился он через четверть часа гонки, измучившей всех, кроме спящего Матвеева, у старого полуразрушенного трехэтажного дома без крыши. Здание пустовало давно, его облюбовали наркоманы, бездомное зверье и бомжи, правда, квартировали тут в основном летом – зимой через дыры в крыше наносило изрядное количество снега. Морок резко остановил «Тойоту», почти вкопав ее в сугроб, выскочил из машины.

– Погоди… – попытался остановить его Олег, но он огрызнулся, как огромный пес, и потащил Матвеева из машины. Тот вывалился на снег и вдруг издал первый внятный звук – матюгнулся. Потом тряхнул головой, открыл глаза и бессмысленно посмотрел по сторонам. Морок кое-как приподнял его, рыкнул на Олега: