Вика закрыла окно, сложила деньги в сумку, убрала ее под стол, легла на полку, положив ладони под щеку, и смотрела в полумрак перед собой. Вагон покачивался на стыках, колеса гремели, убаюкивая, убийственное чувство сиротства, ненужности, лишней в этой жизни, что течет, как песок сквозь пальцы, и слезы исчезли, словно их не было и в помине.

Воспоминания – звуки, краски, слова – накрыли, как одеялом, и Вика не сопротивлялась им, переживая заново те мгновения, будто прощалась с ними и понимала, что ничего не забудет, и никому не расскажет, даже тому, кто еще лишь готовится появиться на свет. Для него она придумает какую-нибудь сказку, может, грустную, может, смешную, но не скоро, лет через пять, а то и позже. А может, ничего и придумывать не придется…

«Мне нельзя плакать, нельзя, или нам обоим будет плохо. Мне нельзя волноваться», – сквозь сон в такт стуку колес крутилось в голове, и это была лучшая колыбельная в жизни Вики.