потом тоже бросил, но рисовать не перестал. Честно говоря, мне всегда казалось, что учёба была ему не нужна. Он не стал благодаря ей рисовать лучше. Хуже, к счастью, тоже.

– Да, он уже тогда в основном рисовал зверей. Для себя прежде всего. Для других, если хорошо попросить или за шоколадку, он что угодно рисовал – хоть портрет, хоть Наполеона, хоть Эйфелеву башню. А для себя он рисовал зверей. У него был целый город, населенный антропоморфными животными….

– … Нет, к животным настоящим он был совершенно равнодушен. У Аньки тогда был Семён, огромный рыжий котяра, любвеобильный, любого человека сразу считал другом, братом и сватом. Мы с ним постоянного играли. Ну я и Аня. А он к коту был равнодушен. К Ане тоже. Они друг друга терпеть не могли.

Дима грустно улыбнулся:

– … Да, что бы ты ни говорила, я сломал его жизнь. А он мою, братья же. Ну это уже всё неважно. Мне кажется, эта история уже практически закончилась, – Дима вспомнил то, что с привычно тренированным выражением лица сказал ему реаниматолог, лицо на мгновение свело судорогой. Он опустился на скамейку. Алое светило тонуло в Средиземном море. – Знаешь, я бы всё отдал, чтобы его вернуть… оттуда. Жаль, что это невозможно.

Они… Дима и его воображаемая спутница на некоторое время замолчали. Наконец он заговорил снова, проглотив ком в горле:

– Скажи, ещё ведь не поздно начать новую жизнь? Нет, скорее начать жить по-новому? Нет, пусть всё будет старым, но я стану другим. Во всяком случае постараюсь? Как ты считаешь, не поздно?

Пауза.

– Ты поедешь со мной в Виго? – он внезапно понял, кто она, его воображаемая спутница. – Испания хорошая страна, крупный город на Атлантическом океане. Я вот никогда не видел океан, хотя пять лет играл в Бордо совсем рядом с ним. Каждый день хотел поехать и… не ехал. А ты когда-нибудь видела? К тому же, ты же сама говорила, – он улыбнулся, – что твои предки родом из Испании. Надо же когда-то посетить историческую прародину? Да, и в Питер обязательно съездим, как я и обещал.

Ксения ничего не ответила, а Дима тяжело вздохнул и закурил сигарету. Воображаемые разговоры плохи тем, что никогда не повторяются в реальности. Всегда что-то идёт не так. Вот всегда.

– Вратарь тоже боится, – пробормотал он, затягиваясь. – Вратарь тоже боится, Ксюх, но только этого никто не знает.

За рулём такси сидел хомяк. Упитанный, с широкими плечами и большой округлой зубастой головой. Одет хомяк был кожаную куртку, на голове помещалась клетчатая кепка.

– На Фурштатскую? – сверившись с приложением, спросил он.

Дима кивнул. Говорить не хотелось.

– В ЗАГС стало быть? Ну это мы тогда поднажмём. Ко скольким вам?

– К двум тридцати, – буркнул Дима, уже понимая, что разговора или, лучше сказать, монолога словоохотливого хомячка ему не избежать.

– Ну… – протянул таксист, выруливая на набережную. – Это, думаю, мы успеем. Если мост совсем стоять не будет. А кто же его, Литейный мост, знает? Да?

Дима кивнул. Они проехали мимо Авроры.

– Вот, – обратил внимание на корабль хомяк. А я однажды отсюда особого пассажира в ЗАГС возил, тоже на Фурштатскую. Петра Первого, представляете? – Дима многозначительно хмыкнул. – Невеста на свадьбу заказала, мол, хочу жениться при Петре. Вот жених и нашёл ей ближайшего актёра. Мировой мужик оказался, кстати говоря, ГИТИС закончил. Правда вот в машину… – покачал головой водитель, – с трудом поместился, прямо как вы. А может, вы тоже Пётр? – в видимых в зеркале заднего вида глазах хомяка пылал искренний интерес.

– Нет, я Екатерина! – откровенно грубо ответил Дима, но это не помогло.

Хомяк раскатисто расхохотался:

– А позвольте спросить, Екатерина какая – Первая аль Вторая?

– Третья. Я из альтернативной истории.

Хомяк снова хохотнул, покачал головой:

– Из альтернативной…. Сразу понял, что вы – человек с юмором! Насмешили, спасибо.

На мгновение стало тихо. Дима скрестил пальцы, но нет. Шофер обернулся, глянул на Диму:

– А где же ваши цветы, раз вы в ЗАГС?

– Там куплю.

Хомяк цокнул зубом:

– Зачем там? Там же дорого! Давайте, время есть, маленький крюк сделаем, тут на Пирогова оптовый магазинчик цветочный есть…

– Нет, давайте ехать в ЗАГС. Я там куплю.

– Ну… хозяин-барин, немного обиженно произнёс хомяк. – Как скажете, в ЗАГС, значит в ЗАГС. Не жених хоть? А то костюмчик у вас ладный, прямо жениховый…

Нет, – хотел сказать Дима, но осёкся.

А откуда он знает, что он не жених? К кому он вообще едет на свадьбу? К Жене? Может быть к Ане? А может, к Ксюше? Но если он едет к Ксюше, то, значит, наверное, он жених.

Он вытащил телефон, попытался позвонить Ксюше, но в последний момент сбросил вызов. Она спит, – появилась какая-то стопроцентная уверенность, – пусть спит, не надо её будить.

А на заднем сиденье такси с низкой для Димы крышей вдруг стало нестерпимо жарко и душно. Боковые двери словно начали притягиваться к Диме, а переднее сиденье отъезжать назад, сдавливая его ноги.

Воздуха резко перестало хватать, горло свёл спазм, а в затылке зашевелилась какая-то незнакомая, но очень неприятная боль.

– Остановите машину! – крикнул он, перебарывая спазм.

– Что случилось? Думаете, опаздываем? – удивился хомяк. – Мы уже почти у моста, заедем и оттуда десять минут будет.

– Остановите! – Дима швырнул таксисту тысячную и, даже не дожидаясь полной остановки машины, бросился из ставшего маленьким, почти игрушечным салона на волю.

Под оглушительный вой сигналов перебежал три полосы набережной, запрыгнул на гранитный тротуар, следом залез на парапет.

Нева была бурна и неспокойна, но здесь было чем дышать. Дима вытащил из кармана пачку сигарет (почему-то это был «Пэл Мэл»), закурил, свесив ноги вниз.

ВИКТОР

Он вновь был на стадионе. На трибунах также, как всегда, бесновались звери. Он не видел ни команды, ни единого человека на поле, но знал – счет ничейный, дополнительное время истекло, идёт серия пенальти. Сейчас его – решающий – удар.

Медленно, как всегда, Виктор двинулся к выбранным жребием судьи воротам.

Затем вспомнил. Остановился. Застонал.

Неужели всё снова! Снова неверный удар. Снова забытье, скитания по улицам, квартира с пустой спальней, бар, казино, рынок…

Он огляделся. Всё, кроме ворот, было скрыто туманом. Надо было идти, делать было нечего.

– Да пошли вы все, – выкрикнул Виктор, и развернувшись, пытаясь держаться белой линии, направился сквозь туман в сторону подтрибунных помещений.

Стоило пройти буквально пять метров, как туман рассеялся, а он непостижимым образом оказался у входа в тоннель, через который выходили на поле команды, рядом с пустой