— Значит это правда, — вырвала его из раздумий продавщица, — Норд и младшая Склодовская, — она вопросительно смотрела на Ветрова, будто ждала объяснений.

Отчитываться перед женсоветом он уж точно не собирался. — Галина Ивановна, как будет что рассказать, обещаю — Вам первой, — улыбнулся Вадим, — Розы. Вот те — белые. Маленькие. И вот эти шарики к ним. — Гипсофилы? — Да. И гипсофилы. Лента тоже белая. Нет, не надо в блестящую бумагу.

Эти розочки были так похожи на его Катю. Невероятно нежные. То, что Катя его, грело сердце. Ноги несли к дому Склодовских.

Попался на глаза ларёк "Печать". И модельки кораблей в витрине. Копии "Разящего" не было. Вадим купил модель противолодочного корабля. Налаживать отношения с младшим мужчиной у Кузьминых. Со старшими, слава богу, вроде договорился.

*непечатное ругательство

40.

Катя взяла Вадима под руку. Он накрыл её ладонь своей. Будто боялся, что она куда-то исчезнет.

По ступеням шли медленно. Растягивая время, когда никто на них не смотрит. На первой площадке переглянулись.

То, что тут происходило несколько часов назад, было только их. Одно на двоих. Слишком драгоценное.

Интуитивно притормозили. Переглянулись. Увидели в глазах друг друга пламя. Вадим обнял Катю. Поцеловал в волосы. Она замерла, уткнувшись носом ему в шею. Вот так хорошо и правильно. Хочется замереть и не двигаться.

— Катюш, если я тебя сейчас поцелую, то остановиться будет очень сложно, — буквально прохрипел Вадим в Катину макушку, — Голову сносит, когда ты рядом. Катя счастливо заулыбалась. Это же о ней? От неё у Вадима Ветрова сносит голову?

Когда они наконец выбрались во двор, с балкона высовывался Игорек. — Дед сказал, восемь склянок Ветрову, — звонко пересказал он слова Склодовского.

Катя непонимающе глянула на брата. Потом на Вадима. — Склянка — пол часа, — пояснил Вадим. — Значит восемь склянок — четыре часа, — быстро считала Катя, — Тогда если шесть часов, то двенадцать… — Кать, больше восьми не бывает, — совсем запутал её Ветров. — Игорь, скажи деду, что я буду не позже одиннадцати. Я с телефоном, пусть не волнуются — велела брату. Голова Игорька исчезла.

Они наконец вышли на улицу. Северное солнце катилось вдоль горизонта почти белым шаром.

Шли сначала к площади на набережной. Медленно. Старательно гуляя. Петляя по улицам. Переплетенные пальцы. Горячие ладони. Вадиму казалось, он видит этот город впервые. Деревья оказались ярко-зелёного цвета. Полоски разметки — кипельно белыми. Небо над ними — совершенно бездонным.

Остановились у парапета. Волна накатывала с угрожающим грохотом, но не доставал до верху. Потом откатывалась, издавая шипение. Вадим обнял Катю со спины. — Не замёрзла? Катя помотала головой. Устроилась затылком на крепком плече. Повернула голову.

Да, она провоцировала Вадима на поцелуй. Потому что больше всего на свете ей хотелось снова это почувствовать. Даже просить второй раз не пришлось. В теплых объятиях хотелось раствориться. Не быть собой. А стать частью этого мужчины.

Ветров сдался. Этим серым глазам, в которых просьба о нежности была написана, как пером на бумаге. Этим губам, требующим, чтобы их целовали. Этой невероятной девушке, что плавилась сейчас в его руках. Становилась его новой кровью. Прорастала в него. Быстро, стремительно, неудержимо.

— Я видел тебя позавчера. На сопке. И придумал себе, что ты меня встречаешь из похода, — сказал вслух то, о чем думал последние двое суток.

Катя даже глаз не стала прятать. И счастливую улыбку, что никак не желала сходить с лица. — Я тебя встречала. — Когда-нибудь… Если… Ты придёшь на причал? — А мне можно будет? — Девушке командира всё можно. — А я твоя девушка? — Нууу… Я очень на это надеюсь, — улыбался Вадим. Ему хотелось предупредить, что на неё будет направлено много взглядов. Что ей, возможно, что-то про него будут рассказывать. И не всегда хорошее. И даже не всегда неправду. Хотелось защитить от всего плохого, что может с ней случиться только потому, что она рядом с ним.

В Вадиме боролось желание увезти её на край света, чтобы никто и никогда не обидел. И желание показать всем, какое чудо с ним случилось. Какая девушка теперь встречает его из похода. Какое редкое сокровище ему подарила Судьба.

Ближе к вечеру пришлось всё же объяснять Кате про склянки. Ветрову было удивительно, что некоторые вещи для него вполне обыденные и понятные, могут быть не знакомы нефлотскому человеку. — Все вахты на корабле по четыре часа, — рассказывал Вадим, — Исключения составляют те, кто на корабле в единственном экземпляре. Раньше били в корабельный колокол каждые тридцать минут, столько песочные часы отсчитывали. Теперь у нас другие системы оповещения. Но это традиция.

Катя хлопала глазами, слушала внимательно. Странно для внучки контр-адмирала. Но уточнять Вадим не стал.

Расставаться не хотелось категорически. И будь на месте Кати другая девушка, постарше, Ветров бы не удержался. Но сейчас даже мысль остановил. Не могло быть на Катином месте никого. Ни с одной другой за все годы службы он не ходил вот на такое настоящее свидание. Ни одна не смотрела на него так, как Катя. И ни одну не хотелось укрыть от всего мира.

Вадим привёл её к дому. — Не ходи наверх. Я сама. — Почему? — Я не смогу тебя отпустить. Это слишком… — Значит я приду завтра. Поедешь со мной в Загородный парк? На Ваенгу? — Завтра? Конечно. А сколько у тебя ещё дней? — Было четыре. Если ничего не произойдёт. — Мы будем тут ещё неделю. Оба замолчали, сцепив руки. Катя всхлипнула. — Катюш… Ты чего? — Я не знаю, как тебя по имени назвать. — Что? — не понял её Ветров. — Я весь день думаю, как тебя назвать по имени. Мне так хочется это сделать… А я не знаю, как. — А как тебе хочется? — мягко спросил Вадим.

Его аж трясло. Катя ведь действительно за целый день ни разу не назвала его по имени. Вообще никак.

— Вадим, — попробовала Катя на вкус его имя без отчества. — Вадя, — провела пальчиками по его лбу, разглаживая морщинку между глаз. — Вадюша, — кончики пальцев прошлись контуру мужских губ. Ветров не дышал. Не спугнуть бы чудо. Любимая девушка назвала его по имени.

41.

Как они ни растягивали время, четыре Ветровских выходных дня пролетели. Правда ощущалось, будто отдельная жизнь была прожита. В которой столько всего было впервые.

Этим двоим словно и не надо было друг друга узнавать. Они как половинки целого, сразу всё друг про друга чувствовали. Аж страшно становилось. Потому что не может быть просто так очень хорошо. За всё нужно будет платить.

Через четыре дня стало ясно чем. Расставаниями. Которых в жизни военных моряков много и разных. На любой вкус.

Вечером накануне выхода на службу, Вадим всё-таки пил чай у Склодовских. Людмила Викторовна заманила. Испеченным Катей песочные печеньем.