Она потерла ладонями мокрые от слез щеки.

— Если не возражаете, — тихо промолвила она, — мне бы хотелось побыть одной.

— Я понимаю ваше желание, — ответил Каррик, — но должен вам сказать, что это не самая лучшая идея. Когда остаешься наедине с воспоминаниями, начинает мучить совесть. А это опасно, Малдун. Потому что в следующий раз, когда возникнет необходимость, вы не сможете принять правильного решения. И последствия могут оказаться плачевными. Вас просто убьют.

Она закрыла глаза.

— Не знаю, что лучше, убить или быть убитой.

— Я был бы очень расстроен. И Роберт, и Мэйлер тоже.

— Очень скоро вы бы с этим смирились.

Каррик молча изучал ее, видя жесткие складки у рта, опущенный подбородок. Пряди каштановых волос, выбившиеся из косы, обрамляли нежный овал лица. Он подавил желание убрать эти пряди, понимая, что ему надо сохранять дистанцию. Время тянулось медленно, и с каждой минутой ему все сильнее хотелось обнять и успокоить ее.

— Я вижу их лица, — проговорила Глинис, подбородок у нее дрожал. — Вижу удивление на их лицах. Две матери потеряли своих сыновей, две жены потеряли мужей. Одному Богу известно, сколько осиротело детей. И все это из-за меня. Из-за того, что я сделала.

Презрев здравый смысл, Каррик взял в ладони ее лицо и повернул к себе.

— Посмотрите на меня, Малдун, — мягко проговорил он, — вы бы предпочли, чтобы родители Мэйлера — Ниал и Изольда — потеряли своего сына?

Глаза ее наполнились слезами, но он продолжал:

— Эти мужчины прожили свою жизнь, у них была любовь и, наверное, семьи. Хотели бы вы лишить этих удовольствий Мэйлера? Или себя?

— Но… — Дрожащей рукой она попыталась смахнуть слезы с ресниц.

У Каррика сердце разрывалось на части, но он продолжал спокойным тоном:

— Вы могли либо сохранить жизнь себе и Мэйлеру, либо погибнуть. Вы решили защитить себя и беспомощного юношу.

Рукавом рубашки она вытерла мокрые щеки.

— Значит, я поступила правильно, — проговорила она, обращаясь скорее к самой себе, нежели к Каррику.

— Да, Малдун. Вы поступили правильно. И сделали это блестяще.

— Но я не хочу убивать людей.

Каррик решил, что из отчаяния ее можно вывести, только встряхнув хорошенько, но в тот момент она подняла на него полные печали глаза, и он изменил свое намерение.

— А как дела у янки?

— Что? — переспросила она.

— Думаете, у них есть шанс стать чемпионами?

— В прошлом году чемпионами были Марлины. А что вы знаете о бейсболе?

— Честно говоря, ничего, — признался он, улыбнувшись, — но когда моя мать понимала, что ее слова до меня не доходят, она начинала говорить о бейсболе. Иногда речь шла о команде «Зеленого берега», иногда о «Красных крыльях Детройта».

— Как? И ни слова о «Могучих утках»? — Она усмехнулась. — Ква-ква.

Но все доводы исчезли, когда он посмотрел ей в глаза. Осталось лишь непреодолимое желание. Он наклонился и прильнул губами к ее губам, почувствовав их сладость и нежность, ощущая, как сильно бьется его сердце.

— Может быть… — прошептала она, глядя на него снизу вверх.

— Да, может быть…

Он еще раз поцеловал ее, уже смелее, обнял и привлек к себе. Глинис не сопротивлялась, напротив, отвечала на его ласки с таким пылом, что он задохнулся.

Каррик подвинулся, и ее голова оказалась у него на плече, губы ее раскрывались в ответ на его молчаливую просьбу. Боже, она превосходила все его самые фантастические мечтания! Ему этого было мало, он хотел большего. Совесть подсказывала ему здравые мысли. Прислушавшись к ним, он неохотно, с большим трудом оторвался от ее губ.

Не пытаясь высвободиться из его объятий, она серьезным, проникающим в душу взглядом смотрела на него. Поддавшись искушению, он убрал пряди волос с ее лица, ощутив тепло ее кожи.

— Наверное, мне следует уйти, Малдун, — сказал он, прекрасно понимая, что она ждет от него большего.

Несколько секунд она молча смотрела на него, и в глубине ее зеленых глаз видна была борьба эмоций.

— Нет, — наконец произнесла она, — пожалуйста, останьтесь. Не могли бы вы просто подержать меня немного?

Он провел пальцем по ее губам.

— Но тогда, возможно, я вас снова поцелую.

— Я переживала и худшее, — спокойно ответила она.

— Малдун…

— Что, де Марсо? — спросила она едва слышно.

— Благодарю вас за то, что вы не застрелили меня.

Она закрыла глаза, и слабая улыбка появилась у нее на губах, когда она ответила:

— Знаете, я подумала об этом. Но потом решила, что не могу убить вас, пока не узнаю, прав ли был Мэйлер.

— Прав в чем? — удивленно спросил он.

— Он сказал, что вы большой специалист по части поцелуев.

Боже, она не переставала его удивлять! И он, усмехнувшись, спросил:

— Ну и что вы по этому поводу думаете?

— Пока рано делать выводы, — сказала она, зевнув, — так что поживите еще немного.

— Значит, с каждым поцелуем, — продолжал он, — я приближаю день своей гибели.

— Возможно, но я могу изменить решение и оставить вас в живых.

— И что тогда будет? — шепотом спросил Каррик.

— Посмотрим, какими еще вы обладаете талантами.

От этих слов он окончательно протрезвел. Глинис Малдун — обыкновенная женщина, твердил он себе, из плоти и крови, как и все остальные, с которыми ему приходилось иметь дело. Но он знал, что обманывает себя, что женщина, лежащая у него на коленях, в отличие от других обладает острым умом, чувством юмора и железной волей. Если у мужчины не хватает ума вовремя сбежать, он рискует остаться с разбитым сердцем. Роберт был просто сумасшедшим, думая, что можно рискнуть и почувствовать к Глинис Малдун что-нибудь, кроме уважения и дружбы.

— Знаете, Малдун, — прошептал он, нежно целуя ее в щеку, — встретив вас, я впервые пожалел, что с самого рождения был обречен на безвременную кончину. — Он печально улыбнулся. — Однако я предпочел бы отойти в мир иной, ощущая вкус ваших губ.

Она проснулась, услышав, как Каррик щелкнул пистолетом. Глинис лежала, закрыв глаза и затаив дыхание, прислушиваясь к звукам, встревожившим его. Скрипнула дверь, и Каррик прошептал ей на ухо:

— Ни звука.

Она молча кивнула.

— Каррик? — донесся от двери тихий мужской голос, показавшийся знакомым.

— Я здесь, Ихан, — так же тихо ответил он.

Звуки шагов, скрип кожаных седел, топот копыт наполнили маленькую конюшню. Каррик опустил пистолет.