Он был горячим, таким горячим. Страсть Симоны вдруг полыхнула, из потока став пламенем, угрожая поглотить ее, как лесной пожар. И свидетельство мужского желания, прижимающееся к ее бедру, обещало еще жара, сколько она хотела и еще больше. Намного больше. Она хотела Алесандера, хотела ощутить его глубоко внутри. Несмотря на шантаж, несмотря на его самодовольство и победу над ней. Если наградой за все это была такая страсть, Симона могла это принять.

— Я хочу тебя, — прошептал мужчина хрипло и чувственно, прервав поцелуй.

Одна его рука охватывала грудь Симоны, лаская сосок, пока плоть не затвердела почти до боли, другая дразняще скользила по бедру, словно бы воспламеняя ее кожу.

— Я знаю, — выдохнула Симона.

— Ты хочешь меня. — Это было утверждением, не вопросом, и во взгляде Алесандера горел вызов — осмелится ли она признаться в своем желании.

Симона слабо качнула головой:

— Это не имеет значения.

— В этом все и дело. — Низкий рокот его голоса заставил ее задрожать. — Это не обязательно должно иметь значение.

Захлебываясь новым поцелуем, Симона хотела спорить, хотела возразить, что любовь, секс, страсть имеют значение. Но его тело прижималось к ее, его горячий язык проникал в ее рот, и ее мысли разлетались. Логика и память покинули Симону, сдавшись под натиском жажды. Заняться любовью с Алесандером было не просто обязательством по контракту. Это было неизбежностью такой же, как шелест прибоя под луной. Невозможно остановить силы природы.

Словно в тумане Симона обнаружила, что двери лифта закрылись за ее спиной. Она не помнила, как Алесандер перевел ее через дорогу, по-прежнему босую, не выпуская из объятий. Ничего из мира вокруг не имело значения, когда страсть поглощала ее, грозя испепелить.

Лифт двигался медленно. Алесандер был быстрее. Прижав девушку к стене, он вплел одну руку в ее волосы, другой забираясь под пышную юбку, стремясь коснуться разгоряченной женской плоти. Симона ахнула от острой волны, которой отозвалось ее тело. «Еще несколько секунд, и он возьмет меня прямо тут, в лифте!» — подумала она со стоном, когда его пальцы скользнули между ее ног. Но двери лифта открылись, выпуская их в холл. Алесандер стянул пиджак, не отрываясь от ее губ, галстук полетел на пол, ключ щелкнул в замке, и мужчина отстранил Симону, глядя на нее взглядом темным от желания.

— Я хотел сделать все медленно, — сказал он, задыхаясь. — Но вряд ли выдержу.

Симона была не против. Приняв решение, она не хотела отступать, не хотела дать разуму вмешаться. Для логики еще придет время, может, даже для сожалений. Но сейчас ее кровь кипела.

— Хорошо. Я тоже.

С низким утробным звуком Алесандер подхватил ее на руки, словно не замечая ее веса, пинком захлопнул дверь и понес Симону в спальню. Девушка нервно закусила губу, зная, что скоро случится, но не представляя, как это будет. Она занималась сексом раньше, и иногда ей это даже нравилось, так что принцип был ей знаком. Но в этот раз она чувствовала — все будет иначе. Может, оттого, что в этот раз она была с мужчиной, по сравнению с которым Дэймон казался мальчишкой. Так ли плохо, если на крошечное мгновение Симона представила, что все по-настоящему, что она вправду невеста в первую брачную ночь?

Из окон спальни открывался тот же роскошный вид на темные воды залива, окаймленные пеной и залитые светом фонарей. Горы несли стражу над ночным городом под луной влюбленных. Но Симона не смотрела в окно, у нее был ее собственный роскошный вид. Смуглокожий, с резкими чертами, с телом, созданным для греха, этот гордый испанец был прекрасен. И его глаза горели черным пламенем желания, когда он медленно опустил ее на ноги. От мысли, что Алесандер желает ее, у Симоны кружилась голова. Когда зимней мельбурнской ночью она будет лежать в своей одинокой постели в своей крошечной квартирке, она вспомнит эту ночь, и ей станет немного теплее. Симона могла ничего не значить для него, но сейчас она с ним, и он ее хочет.

Сильные руки гладили ее плечи и обнаженную спину. Симона ощутила, как расходится молния платья, и заставила себя не хвататься за ткань, которая с шелестом упала с ее тела. Она была обнажена, не считая пояса для чулок, забытых где-то на пляже вместе с туфлями, и крошечных шелковых трусиков. Алесандер втянул воздух сквозь зубы, соски Симоны напряглись под его жадным взглядом и лаской прохладного воздуха.

— Прекрасна…

Влившись в Симону, этот выдох устремился к самому тайному месту внутри ее. Алесандер коснулся ее шеи, и она могла почувствовать свой ускоренный пульс под кончиками его пальцев. Его рука проследила ее ключицу прикосновением мучительно чувственным, слишком волнующим, чтобы терпеть, чтобы остановиться. А потом его пальцы скользнули ниже, к изгибу ее груди, и мир Симоны замер на пороге агонии, на пороге экстаза.

— Я думала, ты не хотел ждать.

— О, прошу прощения, — отозвался мужчина. — Ты не знаешь, как ты прекрасна. Я залюбовался.

Симона зажмурилась, не позволяя этим словам упасть ей в душу. Она не хотела им верить.

— На тебе слишком много одежды. — Ее голос дрожал так же, как ее колени.

От низкого и бархатного смеха Алесандера ее груди налились жаром.

— Говорят, терпение — добродетель.

— К черту добродетели.

Его низкий рык заставил низ ее живота сжаться сладким спазмом.

— Ты этого хочешь? — спросил мужчина, сжимая ее сосок безжалостно-чувственной лаской.

Симона всхлипнула, не в силах держать глаза открытыми, и не сразу поняла, когда он взял ее за руку.

— Или этого?

Ощущение твердой плоти, размер и жар ее, вырвали изумленный вздох из груди Симоны. И облегченный, потому что она не решилась бы сама потянуться к нему. Алесандер сбросил рубашку, пока ее пальцы исследовали его, Симона ощутила, как сама стала влажной, ее внутренние мышцы трепетали в предвкушении.

— Ты хочешь этого?

— О да, — призналась она. Страх, что он был слишком большим, отступал перед желанием ощутить его внутри. Она жадно облизнула губы, расстегнула молнию и скользнула ладонью в его брюки. Шелковое белье не скрывало его контуров, и Симона легонько провела по твердому стволу ногтями. — Пожалуйста.

С хриплым стоном он схватил ее за запястье.

— Ты меня получишь. Но не так. Я хочу быть в тебе, когда я кончу.

Больше он не медлил. Подняв Симону из вороха ее платья, Алесандер почти с благоговением уложил ее на мягкую постель. Брюки и белье исчезли с его тела быстрее, чем девушка успела моргнуть. У нее замерло дыхание. Перед ней стоял бог. Широкоплечий, мускулистый, обожженный до смуглоты в горниле страсти. Пламя горело в его глазах, жаром исходила его мужская плоть. Он был великолепен. И Симона знала, чего он хотел, опускаясь на кровать, и это знание делало ее еще более влажной.