– Биполярное аффективное расстройство?

– Скажем так: как многие художники, он на все реагировал преувеличенно, страдал резкими перепадами настроения. В период эйфории проявлял невероятную жажду жизни, в черные периоды проваливался в бездну.

Гаспар рванул пуговицу на рубашке. Что за жара в декабре месяце?

– Лоренц был токсикоманом?

Впервые Диана насторожилась:

– Слишком много вопросов, месье Кутанс.

– Согласен, излишне настырен.

На том конце линии зазвучало объявление: поезд прибывал на вокзал Сен-Шарль.

– Шону хотелось одного: унять боль и забыться, – снова заговорила психиатр. – Его не отпускала страшная боль, равная по силе любви к сыну, и он не желал ни спасения, ни вразумления. Здесь годились любые средства: снотворные, снимающие тревогу, и многое другое. Я выписывала ему рецепты, потому что знала, что так или иначе он все это раздобудет. Так я могла, по крайней мере, следить, что он принимает.

Связь слабела с каждой секундой. Гаспар успел задать последний вопрос:

– Вы верите в спрятанные картины?

Увы, ответ психиатра был заглушен шумом прибывающего поезда.

Он повесил трубку и осушил бокал. Оглянувшись, он увидел, как в ресторан входит Маделин.

3

– Аперитив? – предложил официант, ставя рядом с их столиком большую грифельную доску с перечислением блюд дня.

Маделин заказала бутылку минеральной воды, Гаспар – третий бокал вина. Потом он с улыбкой пододвинул Маделин забытый ею дома телефон.

– Спасибо, вы меня спасли, – сказала она, забирая телефон.

Гаспар счел уместным произнести слова раскаяния:

– Простите меня за вчерашний вечер. Меня понесло.

– Ничего страшного, не будем об этом.

– Я не знал, что вы пытаетесь забеременеть.

Маделин вспыхнула:

– С чего вы взяли?

– Ну, это же… Вывод напрашивался сам собой… – забормотал он, поняв свою оплошность. – Утром пришло эсэмэс из мадридской клиники, что получены результаты ваших…

– Не суйтесь не в свое дело, черт вас подери! Неужели вы считаете это подходящей темой для застольной беседы?

– Мне очень жаль, я не мог не прочесть эсэмэс.

– Не могли не прочесть?! – сорвалась она на крик.

Они не разговаривали, даже не смотрели друг на друга, пока им не принесли напитки. Когда хозяин подошел принять заказ, Маделин, пользуясь его присутствием, достала полученный от Бенедика спичечный коробок с рекламой ресторана.

– Шон Лоренц был вашим постоянным клиентом, не так ли?

– Больше, чем клиентом, – другом! – ответил с гордостью ресторатор.

Это был словоохотливый человечек с бритым черепом, в костюме, который был ему велик на два размера, в белом галстуке в крупный черный горох. Выразительностью мимики он мог бы соперничать с самим Луи де Фюнесом.

– Месье Лоренц годами обедал у нас почти каждый день. – Живой взгляд хозяина вдруг затуманился. – Вот только после смерти сына он стал не таким частым гостем. Как-то вечером, уже после закрытия, я увидел его мертвецки пьяным, завалившимся на скамейку. Я отвел его домой, на улицу Шерш-Миди. Как же я тогда огорчился! – Желая, видимо, прогнать невеселые вспоминания, рассказчик поцокал языком и продолжил: – В последние два-три месяца жизни ему как будто полегчало. Он много раз заходил сюда и…

– Полагаете, он снова стал рисовать? – перебил его Гаспар.

– Конечно! Опять за едой черкал в своем блокноте. Верный признак!

– Вы знаете, над чем он работал?

Де Фюнес обнадеживающе улыбнулся:

– Я человек любопытный: принесу заказ – обязательно загляну ему через плечо. Он чертил лабиринты.

– Лабиринты?

– Да, представьте! Кафкианские лабиринты без начала и конца. Бесконечно ветвящиеся, голова шла кругом!

Маделин и Гаспар с сомнением переглянулись, но в рукаве у их собеседника был припасен козырной туз.

– За несколько дней до кончины месье Лоренц преподнес нам за-ме-ча-тельный подарок: выложил одну нашу стену мозаикой.

– Прямо здесь?! – поразился Гаспар.

– Вот именно, – подтвердил гордый ресторатор. – В глубине второго зала. Это одна из немногих мозаик Шона Лоренца и уж точно из самых крупных. У нас здесь теперь центр паломничества знатоков искусства, без устали щелкают объективами, особенно азиаты!

Ресторатора не пришлось упрашивать: он по собственной инициативе проводил их к разноцветной фреске на стене.

– Месье Лоренц иллюстрировал «Огромного крокодила», сказку Роальда Даля – любимую книжку своего сына. Мальчик всегда требовал ее перед сном. Вот она, наша память о художнике!

Панно было составлено из мерцающих квадратиков, немного похожих на крупные пиксели в видеоигре 80-х годов. Сузив глаза, Маделин узнала персонажей сказки своего детства посреди саванны: крокодила, обезьянку, слоненка, зебру.

Великолепная и одновременно забавная работа! Маделин попросила разрешения сфотографировать панно, потом они с Гаспаром вернулись за свой столик.

4

– Вижу, малышка Полин вам приглянулась.

Как и накануне, они обменивались добытыми сведениями.

– Во всяком случае, у нее легкий характер и нет привычки противоречить.

– Это камень в мой огород?

Гаспар отвел глаза:

– Сменим тему, если не возражаете.

Маделин предложила распределить обязанности.

– Сегодня днем я намерена пристать с вопросами к Жан-Мишелю Файолю, продавцу красок, которого посещал Шон. А вы тем временем наведайтесь к Пенелопе Лоренц.

Гаспар с сомнением почесал заросший подбородок.

– Зачем совать голову в львиную пасть? Вы же только что рассказали, как она дала вам от ворот поворот.

– Одно дело я, другое дело – вы.

– Откуда такая уверенность?

– Во-первых, вы мужчина. А во-вторых, у меня родилась гениальная идея. – Она с довольной улыбкой посвятила его в свой план, как пробиться к жене Шона.

В интернет-кафе она завела на имя Гаспара адрес электронной почты и с него отправила Пенелопе просьбу одолжить, вернее, временно уступить картину мужа «Обнаженная», находившуюся в ее собственности.

– Что-то я не пойму, с какой стати мне одалживать у нее картину, – проворчал Гаспар. – Бессмыслица какая-то!

Маделин отодвинула тарелку и развернула на столе фотокопию статьи из «Дейли телеграф» о тридцати спектаклях в Лондоне следующей весной по пьесе «Клятва Гиппократа» драматурга… Гаспара Кутанса.