Вокруг шептались, но слов он не слышал, да и не хотел бы. Ему стало стыдно, что он ждал от ребят участия, а то и почтения. Нажиться на её смерти! "Я мечтал бегать быстрее всех в школе, и вот пожалуйста". О Господи, какая гадость! Чихать ему, что говорят, что думают, только бы не трогали и не смотрели... Только бы с ними не болтать. Они не любили Лесли. Все, кроме, может быть, Дженис. Да, травить перестали, но относились свысока, хотя они её ногтя не стоят! Что там, он сам подумал, что бегает лучше всех.

Миссис Майерс рявкнула: "Встать!" Он не шелохнулся. Да ну её! Что она ему, в конце концов, сделает?

— Джесс Эронс! Выйди, пожалуйста, из класса.

Он поднял свинцовое тело и вышел в коридор. Кажется, Гарри Фалчер хихикнул, а может и нет. Привалившись к стене, он ждал, пока Драконья Морда отпоёт: "О, видишь ли Ты?" и присоединится к нему. Она дала какое-то задание по арифметике, а уж потом вышла, мягко закрыв дверь.

"Ну и фиг с тобой! Мне начхать".

Она подошла так близко, что он ощутил запах её пудры.

— Джесси!

Голос у неё был очень нежный, но он не ответил. Пусть канючит. Он привык.

— Джесси, — повторила она. — Мне тебя очень жалко.

Слова — ладно, штамп, а вот голос какой-то странный.

Сам того не желая, он посмотрел вверх, на неё. Глаза под приподнятыми очками были полны слез. Сперва он и сам чуть не заплакал. Ну, картина! Они стоят в коридоре и плачут по Лесли Бёрк. Это было так дико, что он едва не рассмеялся.

— Когда умер мой муж, — сказала она (Джессу и в голову бы не пришло, что у неё был муж), — мне говорили, чтобы я не плакала, чтобы я забыла. — (Нет, это подумать! Миссис Майерс кого-то любит, по кому-то горюет). — Но я забывать не хотела, — она вынула из рукава платочек и высморкалась. — Прости. Когда я сегодня пришла, кто-то уже убрал её парту. — Она ещё раз высморкалась. — У меня... у... у нас ещё не было такой ученицы. Сколько я преподаю, а таких не было. Я всегда буду благодарна...

Ему хотелось её утешить. Ему хотелось зачеркнуть всё, что он о ней говорил... и всё, что говорила Лесли. Господи, только б она не узнала!

— Так что я понимаю. Если мне тяжело, насколько тяжелее тебе! Давай помогать друг другу, хорошо?

— Да, мм, — больше он ничего не придумал. Может быть, позже, когда вырастет, он напишет ей, что она считала её очень хорошей учительницей. Лесли не рассердилась бы. Иногда надо дарить людям то, что нужно им, не тебе — вот как эту Барби. Как-никак, миссис Майерс помогла ему понять, что он никогда её не забудет.

Он думал целый день о том, что раньше, до Лесли, он был глупым мальчишкой, который рисовал смешные картинки и гонял корову по лугу, воображая себя ковбоем, чтобы скрыть от себя и от других сотни глупых мелких страхов.

Лесли увела его в Теравифию и сделала королём. Ведь король лучше всего, выше всего, а Теравифия — как замок, в котором посвящают в рыцари. Там надо побыть и стать сильнее, чтобы двигаться дальше. Да, там, в Теравифии, Лесли освободила его душу, чтобы он увидел сияющий, страшный, прекрасный и хрупкий мир. (Осторожно, бьётся!.. Всё, даже злые звери).

Теперь пришло время выйти. Её нет, надо идти за двоих. Надо воздать миру за красоту и доброту, которую открыла ему Лесли, научив его видеть, придав ему силу.

Что до ужасов — он понимал, что будут они и дальше, — надо выдерживать страх, не поддаваться. А, Лесли?

Да, именно так.

Билл и Джуди вернулись в среду с контейнером. Ещё никто не жил долго в Перкинсовом доме. "Мы переехали на воздух из-за неё. Теперь, когда её нет..." Они отдали Джессу все её книги, краски, кисти и три очень хороших блокнота. "Она была бы рада, что это у тебя", — сказал Билл.

Джесс с отцом помогали грузить контейнер. Часам к двенадцати мать принесла им кофе и бутерброды с ветчиной. Джесс знал, она немножко боится, что Бёрки не захотят такое есть, но всё равно хотела что-то сделать. Наконец всё загрузили. Обе семьи неловко стояли у контейнера, не понимая, как же им прощаться.

— Ну вот, — сказал Билл. — Если вам что-то нужно, берите, не стесняйтесь.

— Можно, я возьму вон те доски? — Джесс показал на заднее крыльцо.

— Ну, конечно. Что хочешь, — Билл поколебался. — Я думал оставить вам Принца. Но, — он посмотрел на Джесса детским умоляющим взглядом, — кажется, я не могу с ним расстаться.

— Лесли хотела бы, чтобы он был у вас, — сказал Джесс Эронс.

Назавтра, после школы, он сходил за досками и отнёс их по две сразу к реке. Самые длинные он положил в узком месте, у яблони, прикрепил, как только мог, и стал прибивать перекладины.

— Ты чего делаешь? — спросила Мэй Белл, которая, как он и думал, увязалась за ним.

— Это секрет.

— А мне скажи.

— Когда кончу, ладно?

— Я на Библии поклянусь! Ну, никому, ни Билли Джин, ни Джойс Энн, ни маме... — она серьёзно кивала.

— Ну, Джойс Энн ты когда-нибудь скажешь.

Она просто испугалась.

— Наш с тобой секрет?!

— Вот именно.

— Да она маленькая совсем!

— Королевой сразу не становятся. Сперва её надо обучить, подготовить.

— Королевой? А кто это будет королевой?

— Объясню, когда всё сделаю, ладно?

Когда он всё сделал, он вплёл цветы ей в волосы и провёл её в Теравифию. Тому, кто не ведает волшебства, великий королевский мост показался бы дощатым переходом через почти высохший ручей.

— Тиш-ш... — сказал Джесс. — Смотри.

— Куда?

— Вон туда. Да вот же! Народ Теравифии привстал на цыпочки, чтобы увидеть тебя.

— Меня?

— Тиш-ш... Да, тебя. Прошёл слух, что юная красавица, которая прибыла сегодня, — та самая королева, которую они давно ждут.

Повесть Кэтрин Патерсон, так уж получилось, наложилась у меня на "Беседы о вере и Церкви" митрополита Антония [3], "Путь" Хосемарии Эскривы [4] и теракт "Норд-Ост" — именно в тот день, когда я закончила читать книгу и засела за статью, в новостях сообщили о том, что боевики под предводительством Мовсара Бараева захватили около тысячи человек во время представления мюзикла, а заканчивала я её уже под всеобщий "разбор полетов" и подсчёт погибших. Казалось бы, что общего между диким терактом, потрясшим Москву и Россию, сборниками трудов православного и католического священников и повестью американской писательницы?