При этом не следует думать о силах Несбалансированной Смерти как о некоей «армии зла», ведомой сущностями с узнаваемой душой. Напротив, это силы, такие же естественные, как дождь. Просто в данном случае они вышли из-под контроля — подобно тому, как река во время наводнения выходит из берегов и затопляет фермы и города, сметая все у себя на пути. У каждого человека в королевстве имеется в душе доля хаоса — слабость, жадность, мелкая гордость, надменность. Этой греховной, хаотической части самого себя можно либо отказать, либо сдаться. Если питать в себе хаос, то он становится источником нечистой энергии, которая истекает к соответствующему темному месту во Внутренних Землях. Вот что происходило с Дэверри в это беспокойное время. Силы хаоса разливались, как река во время половодья.

Насколько активным может быть вмешательство Невина в события физической плоскости? Он попросту не знал этого. Работа двеомера — тонкая вещь: медленное внутреннее воздействие через образы и влияния. Невин боялся действовать, пока время не станет идеально подходящим. Неправильное действие, даже произведенное с правильной целью, приведет к еще одной победе Хаосу и Тьме. Тем не менее у него болело сердце от необходимости ждать, пассивно наблюдая за смертями, болезнями, страданиями и нищетой, которые войны распространяли по королевству. Самым худшим из всего было знать, что имеются мастера черного двеомера, которые сейчас злорадствуют, видя страдания, и поглощают силу, высвобождаемую приливом хаоса, для своих недобрых целей. Время расплаты придет, напомнил себе Невин. В конце мира их ожидает тьма, их удел — проклятие в конце времен.

Но как слуга Невин не мог послать их во тьму внешнюю до того, как настанет их время. Это было в его власти не больше, чем провидение будущего. Невину не дано узнать, станет ли Глин когда-нибудь править мирным королевством в дане Дэверри.

Со вздохом Невин прервал свои бесплодные медитации и снял звезду и круг. Затем подошел к окну и выглянул наружу. Воины спешили через двор к большому залу — настал час ужина. Увидев, как они смеются и шутят, Невин ощутил себя виноватым. Это чувство ударило его, как нож. Из-за его старой ошибки война вызрела в недрах королевства. По крайней мере, Невин так это видел.

Очень давно, когда он был в этом королевстве принцем, у него имелся выбор между женитьбой на Бранвен из клана Сокола и отказом от возлюбленной — ради того, чтобы полностью посвятить себя ремеслу. Самое ужасное заключалось в том, что женитьба вовсе не отменяла его занятий двеомером. Просто процесс шел бы медленнее — ведь ему пришлось бы уделять время жене и детям. Невин решил обмануть судьбу и предпринял неловкую, неумелую попытку взять лучшее из обоих вариантов. И это послужило причиной смерти трех человек — самой Бранвен, ее брата Герранта, который любил ее с кровосмесительной, нечестивой страстью, и лорда Блейна из клана Вепря, честного поклонника, которому не повезло столкнуться с безумием Герранта.

Если бы только он женился на Бранвен, укорял себя Невин, у них родились бы наследники! Это могло бы предотвратить гражданскую войну, поскольку в таком случае их права на трон не вызывали бы споров. Возможно. Возможно. Невин предупредил себя: ни один человек не может знать правды об этом.

С другой стороны, нынешняя проблема с Вепрями связана с его ошибкой более тесно. Получив земли Соколов в качестве возмещения за смерть Блейна, Вепри раздулись от гордости и стали очень наглыми. Именно по их настоянию гвербрет Кантрейя предъявил претензии на трон, которых у него никогда не было. Невин наблюдал за всеми этими событиями с безопасного расстояния. Двеомер оставлял его в живых, но не в награду — скорее, в наказание, пока он наконец не сможет исправить свои давние ошибки.

И теперь все действующие лица той древней трагедии собрались здесь, в Керморе. Нынешним вечером за ужином Невин обвел взглядом зал и отметил их всех — Блейн сидел вместе со всеми воинами клана Волка и именовался Рикином, их капитаном; Геррант расположился по левую руку от Глина, как его брат; на левой щеке Бранвен выделялась синяя татуировка поклявшейся Луне воительницы. Их жизни все еще переплетены в тугой узор, и судьба Гвенивер в этой жизни причиняла Невину наиболее сильную боль.

Невин сидел за обеденным столом вместе с писарем и его женой, старшим конюхом — также с супругой, двумя помощниками камерария и вдовцом, начальником склада вооружений, Исгеррином. В тот вечер Исгеррин заметил, что Невин во время трапезы наблюдает за леди Гвенивер, и упомянул о том, что недавно Даннин водил ее на склад, чтобы ей подобрали кольчугу.

— К счастью, я сохранил кольчугу, которую носил сам Даннин подростком, до того, как вырос окончательно, — продолжал Исгеррин. — Конечно, ее можно бы разобрать и увеличить, но это была такая хорошая работа, что я оставил ее для кого-нибудь из молодых принцев. И вот теперь она пришлась очень кстати.

— В самом деле! А что подумал лорд Даннин насчет того, что госпожа Гвенивер станет носить его старые доспехи?

— Странно, но он был доволен. Сказал что-то насчет того, что это знак.

«Несомненно, — подумал Невин. — Будь он проклят!»

Трапеза закончилась, и Невин уже собрался покинуть зал, но вдруг заметил, как Даннин направляется к столу Гвенивер и усаживается рядом с ней. На какое-то время Невин — как бы случайно — задержался возле возвышения для знатных господ, чтобы подслушать, о чем пойдет разговор, но Даннин только задавал Гвенивер невинный вопрос о кольчуге.

— О, боги, — проговорила она со смехом. — Мои плечи горят огнем после того, как я ее носила! Она вероятно весит целых два стоуна.

— Да, примерно столько, — согласился Даннин. — Но продолжай ее носить каждую проклятую минуту, пока можешь вытерпеть. Мне очень не хочется терять воина с твоим боевым духом, который погибнет просто из-за отсутствия доспехов.

С пьяной улыбкой через стол перегнулся молодой лорд Олдак — здоровенный, тучный молодой блондин, который, к тому же, был слишком высокого мнения о себе.

— Воина? — переспросил он. — Послушай, Даннин, никак у тебя что-то с глазами?

— Мои глаза видят синюю татуировку у нее на лице. А для любого, кто находится под моим командованием, она — воин.

— Конечно это все так, — Олдак вытер промокшие от меда усы тыльной стороной ладони. — Но послушай, Гвен, нельзя же отрицать, что ты — аппетитная девка, и ни один мужчина не в состоянии об этом забыть.

Быстро и резко, как вылетающий из укрытия тетерев, Даннин вскочил, метнулся через стол и схватил Олдака за рубашку. Покатились и пролились кубки, заорали люди, а Даннин выволок лягающегося и вопящего лорда через стол. Последним рывком он сбросил Олдака под ноги Гвенивер.

— Извиняйся! — рявкнул Даннин. — Никто не будет называть леди и жрицу так, как назвал ее ты.

Зал погрузился в тишину, все собравшиеся наблюдали за происходящим. Олдак хватал ртом воздух. Потом он с трудом поднялся на колени.

— Нижайшие извинения, — выдавил Олдак. — Никогда больше я вас так не назову, ваше святейшество. Прошу вашу Богиню простить меня.