— Причём? Причём? — кричал ректор, и я представляла его в виде метавшего молнии Зевса. — Мать Полины уехала из Школы беременной. Вот причём!

Я зашла за портьеры и чуть больше приоткрыла дверь — хотелось увидеть орущего человека. Мне это удалось: ширококостный мужчина гренадёрского роста стоял, отделённый от Алины тёмным письменным столом, и потрясал серебристым предметом, похожим на скипетр.

— Где синие глаза? Посмотри на меня, лгунья! У моей дочери должны быть синие глаза! — не унимался мужчина.

Вот оно что! Ещё в графской башне, читая историю семьи Веровых, я обратила внимание на то, что Полина, как и я, родилась семимесячной, но кто мог догадаться, что дело не в недоношенной беременности, а в обмане будущего мужа! И бессовестный ректор теперь заявлял об этом, нисколько не стесняясь!

Прилучная что-то ещё бормотала, но пятилась от наступавшего на неё громовержца. Нужно было спасать подругу. Я распахнула дверь и шагнула в кабинет. Сидевший в дальнем углу секретарь приподнялся, но тут же сел и опять схватил карандаш. Он стенографировал! Во дела… Алина, спиной почувствовав моё присутствие, отпрыгнула назад и встала рядом, схватив мою руку. Ладонь у неё была влажной. Я лихорадочно вспоминала, как зовут ректора. Кажется…

— Простите наш обман, — я замялась и услышала шёпот из дальнего угла — мне подсказывали, — простите, Всеволод Мартынович. Мы с кузиной поменялись документами в шутку, а потом не смогли признаться.

— Ты кто? — уставился на меня ректор. — Ты кто такая?

Понятно, что синих глаз у меня не было даже близко, но план мой состоял не в том, чтобы притворяться дочерью «Зевса».

— Вы сказали, что Ясмина вышла замуж, будучи в положении, но не подумали, что она избавилась от беременности.

— Да как ты смеешь! — заорал ректор, едва не оглушив нас. Я пошатнулась, но подруга поддержала и спасла от падения. Он же продолжал наступать, выставив вперёд жезл, как я догадалась — пресловутый детектор лжи. — Кто ты такая, спрашиваю!

— Полина Верова, — спокойно заявила и потянулась за «скипетром». — Давайте сюда. — Получив серебряную палку, я выпрямилась и торжественно произнесла: — Мои мать и отец состояли в законном браке. — Жезл засветился белым. Я, чуть подумав, добавила: — Родилась я раньше срока. Семимесячной. — Индикатор снова подтвердил мои слова. — Вернув его ошарашенному мужчине, я уже более спокойно сказала: — Мы с Еленой не думали никого обманывать, просто поменялись именами. Пожалуйста, пусть всё останется, как есть.

Честно говоря, мне не хотелось переучиваться на Полину, хотя фамилия Верова нравилась, в отличие от Морковиной. Новость подкосила мужчину куда больше, чем я ожидала. Он уставился на угасавший жезл и шевелил губами. Прислушавшись, можно было разобрать: «Ясмина, как ты могла? Ты обещала… Как же пророчество?» Видя его реакцию, я немного смутилась — стало неудобно перед мамой Полины, которую я оболгала. Оправданием мне могло быть только то, что не любовь толкнула девушку на внебрачную связь. Прилучной, оправившейся после стресса, такие чувства были чужды. Она шагнула вперёд и бросила в лицо ректору:

— Как вам не стыдно! Соблазнили студентку, да ещё кричите об этом! Кто теперь доверит вам своих дочерей?

Всеволод Мартынович сфокусировал на ней взгляд удивительно синих глаз и спокойно ответил:

— Тогда я и сам был студентом. Мы с Ясминой просто хотели спасти наш мир. Никто никого не соблазнял.

— Странный способ спасать мир, — пожала плечами Алина.

— Всё дело в пророчестве, — вздохнул ректор и вернулся за свой стол. Он убрал «скипетр» в футляр и посмотрел на нас: — Идите, девы. И… называйтесь как угодно. Моя надежда умерла.

Прилучная повернулась на каблуках и бросилась к выходу. Я успела глянуть на секретаря. Тот отложил карандаш и заинтересованно смотрел нам вслед. Шла я, гордо задрав нос — именно так, мне казалось, идут, сохраняя достоинство, и чуть не навернулась, зацепившись за порог. От падения меня спасли портьеры, в которых я запуталась и повисла. Надышалась пылью, расчихалась, с трудом выбралась, оборвав часть кулисы. Прилучной уже не было в приёмной, зато за спиной послышались лёгкие шаги. Я приготовилась к отповеди, но секретарь, выйдя из кабинета, лишь заботливо поинтересовался:

— Вы не пострадали, леди?

Я отрицательно затрясла головой и попросила:

— Нельзя ли оставить в тайне всё, что здесь… — я замялась и всё же, понимая, что другого случая попросить не предвидится, продолжила: — вы делали записи. Пожалуйста, не показывайте их никому.

— Как будет угодно, — спокойно произнёс юноша. Выдвинув ящик ближайшего шкафа, он достал оттуда скамейку, влез на неё и принялся снимать обвисшую штору.

— Простите… — начала я, но он не дал договорить:

— Давно пора их постирать. Не беспокойтесь, леди, я не расскажу о вас тем, кого это не касается.

В ту минуту я восприняла это обещание как «не расскажу никому». Просто не могла предположить, что есть ещё заинтересованные стороны. Об этом я узнала только спустя несколько дней. А пока, предоставив секретарю возможность в одиночку биться с портьерами, побежала догонять подругу. Как бы, пока я вела дипломатичные переговоры здесь, она не разболтала о наших проблемах там. К счастью, Прилучная была не в состоянии связно излагать мысли. Она расхаживала по площадке около фонтана, поминутно запуская пятерню в волосы, запрокидывая голову и выкрикивая ругательства. За Алиной тянулся шлейф из девчонок нашей группы, всех, кроме Домны. Та сидела на скамье и рисовала носком туфли на песчаной дорожке хитрые загогулины. Я опустилась рядом:

— Что говорит?

Домна дёрнула краешком губ и покачала головой:

— На эмоциях.

Эту фразу я и сама успела разобрать. Прилучная то и дело повторяла:

— Я на эмоциях! Да как он мог? На эмоциях. Подумаешь! Каков?

То ли ума хватило скрыть, о чём был разговор, то ли действительно перетрусила и ничего не соображала. Ефросинья, возглавлявшая Алинкину свиту, заметила меня и направилась к нашей лавочке. А я ещё не придумала как подать ситуацию, не говорить же, в самом деле, что ректор считал себя отцом Полины Веровой и обломался, не обнаружив у той синих глаз? Спас меня звонок, известивший об окончании перемены, нужно было торопиться и не опоздать на урок. Синичка пробежалась и догнала меня:

— Что там случилось, Елена?

— Потом, — обещала я, — потом расскажем, дай выдохнуть!

Стоило порадоваться, что воспитывали девушек в аристократических семьях неплохо. Никто особо не лез и не настаивал, хотя глаза были полны любопытства.

Технологию составления заклинаний вёл Харитон Харитонович — длинный худой старик с седыми волосами, падавшими беспорядочными прядями на плечи, и удивительной для его лет осанкой, будто под пиджаком у него к спине была примотана палка. Именно Харитон Харитонович подал идею, что мне наплести девочкам. Преподаватель неторопливо расхаживал вдоль доски и так же неторопливо говорил. Это называлось лекцией, хотя было обыкновенным диктантом. Ничего не объяснял, просто ждал, когда запишем очередную фразу, и произносил новую. Шагая от двери, он смотрел в окно, а возвращаясь, не отрывался от лица Алины. Наконец, во время очередного прохода свернул в нашей парте, наклонился и зашептал, всматриваясь Прилучной в глаза: