— Ваша мать, часом, не изобрела заклинания на красивую дочь?

Рука Алины замерла, не дописав слово, голова опустилась ниже:

— Не знаю.

Я — удивляюсь несвойственной мне вездесущности — встала и взглянула прямо в блёклые глаза учителя:

— Матушка леди Полины умерла.

— Соболезную, — наклонил голову Харитон Харитонович и перевёл взгляд на меня: — а ваша?

— Моя жива.

— О заклинании.

— Что? — я замерла с раскрытым ртом, надо же, сама подставилась!

Учитель вздохнул, вероятно, засомневавшись в моих умственных способностях, жестом велел садиться, вернулся к прежней траектории движения и продолжил лекцию.

Технология оказалась сдвоенным уроком. По-нашему — парой. Во второй части лекции нам не читали. Харитон Харитонович предложил каждой ученице попытаться составить простенькое заклинание. Для этого необходимо представить себе во всех подробностях процесс, который должен произойти, и расписать его по ступеням.

— …Рабочего заклинания не получится, — говорил учитель, расхаживая между рядами и заглядывая в тетради. — Уж в ближайшее время точно. Нужно набить руку. А вот к концу курса, надеюсь, у некоторых из вас вполне может выйти что-нибудь путное.

Девочки описывали рост цветка, замешивание теста, рисование пейзажа и развешивание платьев в шкаф. Мы с Прилучной бездельничали. Не знаю, о чём размышляла она, мне в голову не лезло ничего, кроме возвращения в Большой мир. Поскольку этот процесс я представляла слабо, описать его алгоритм не могла. Хорошо, что учитель не просил сдать работы.

До ужина я улучила минутку и пошепталась с Алиной: как ей понравится моя версия вызова к ректору. Прилучная покрутила носом, но ничего другого предложить не смогла, поэтому согласилась. Больше того, сама и взялась рассказать. Так появилась захватывающая история о том, что ректор заподозрил леди Верову в использовании заклинания на красоту.

— И что же, — удивлялась Ефросинья, — разве это запрещено?

Мы сидели за столом, но почти никто не ел, девочки превратились в слух.

— Нет никакого заклинания, — клятвенно заверяла Прилучная, — во всяком случае, мне оно неизвестно. Так представьте! Не верит! Орёт, как иерихонская труба!

— Какая труба? — не поняла Домна.

— Забей! Короче, я так испугалась! Еле ноги унесла. Спасибо, Ленка меня прикрыла.

Все взгляды переметнулись ко мне. Я выставила перед собой раскрытые ладони и замотала головой:

— Я тоже ничего не поняла. И вообще в портьерах запуталась со страху, мне секретарь помогал выбраться. Полина в это время убежала.

— Не понимаю, — философски заметила Домна, — к чему вообще эта красота? По мне так в покое оставили бы и ладно.

Ефросинья согласно покивала:

— Верову с Морковиной точно в покое не оставят.

— Ладно, не прибедняйся, — махнула рукой Прилучная, — ты тоже ничего.

Я даже жевать перестала от удивления — такого великодушия от подруги ну никак не ожидала.

Шум по поводу нашей беседы у ректора постепенно стих. Потянулись учебные будни. Почти на всех уроках было интересно. Клотильда Власовна всерьёз озаботилась видеосвязью. Пока мы разговаривали только между собой, используя принесённые учительницей зеркала: одно оставляли в классе, с другим выбегали в коридор — получалось вполне прилично, но, стоило отойти подальше, изображение рябило помехами. Пелагея Бенедиктовна развлекла нас тем, что прямо в классе удалила бородавку с носа. Как выяснилось, она поделывала это каждый год, устанавливая таймер на это время. Нельзя сказать, что внешность нашей Жабы сильно выиграла, но сама возможность провести некоторый тюнинг накануне приезда принца и его свиты вдохновил обладательниц бородавок.

На истории я пыталась раскрутить Карпа Порфирьевича на предмет пророчеств. У меня в голове крепко засели слова, оброненные ректором. Учитель сначала отнекивался, а потом пообещал подобрать мне книги на интересующую тему. Я спокойно ждала следующего урока, но ответ получила раньше. Вернее, не сам ответ, а намёк на него.

Случилось это накануне выходного. Нас собрали в поточной аудитории. Клавдия Семёновна рассказывала о финансовой политике школы. Не только мы с Прилучной были не в теме, для остальных девочек тоже оказалось сюрпризом существование средств на собственных счетах. Кошельки были простыми и общеизвестными. У нас сначала шла единичка, потом тот номер, что нам присвоили по приезде. Получалось, что мне и Алине достаточно сказать «сто тридцать девять» или «сто сорок», и мы сможем покупать что-то в магазине.

— Не советую шиковать! — строго оглядела радостные лица подопечных Клавдия Семёновна. — Если вы растратите средства раньше времени, родителям придётся пополнять кошелёк или забирать вас из школы.

Немудрено, что сразу по окончании собрания девочки под предводительством Прилучной помчались в магазин. Я отстала, не собираясь толкаться в крохотной лавочке. Знакомый и — не буду лукавить — любимый баритон заставил моё сердце замереть. Я остановилась и медленно обернулась.

— Леди Елена, — повторил куратор, — соблаговолите прогуляться со мной в парке? Есть очень важный разговор.

Могла ли я не согласиться? Даже если бы он предложил лезть на Эверест или спускаться в каньон Котауаси[1], я бы только кивнула в ответ, не имея сил даже на слово «да», звучавшее в моей голове.

День стоял чудесный, по-настоящему летний, хотя была только середина мая. Можно было выходить на прогулку, не набрасывая ни шаль, ни плащ. Климат этого мира несколько отличался от привычного нам, хотя, возможно, на территории школьного парка кто-нибудь из учителей или студентов наколдовывал солнце и мягкий ветерок. Моя грудь вздымалась от счастья, я едва сдерживалась, чтобы не закружить в танце, напевая весёленькую мелодию. Чувствовала себя на свидании и гнала мысли о том, что разговор с куратором предстоит сугубо деловой. Выдавая себя за другого человека, я невольно приглушила привычного критика. Словно участвовала в театральной постановке, исполняя роль красавицы, умницы, аристократки. Хотелось мечтать, фантазировать, не боясь обмануться. Почему бы в таком случае не пококетничать?

Лекс поглядывал на меня с улыбкой. Так, пожалуй, следят за игрой котёнка, скачущего за огоньком лазерной указки. Минут пять мы молчали. Я наслаждалась «свиданием», мой спутник ждал, когда с меня схлынет этот необъяснимый ему восторг. Наконец, я взяла себя в руки и, прогнав с лица глуповатую улыбку, обернулась:

— Что за разговор? Я слушаю.

— Ещё немного пройдём, — откликнулся куратор, — там за лабиринтом нас никто не сможет подслушать.

Вот даже как? Он опасался шпионов?

Обогнув стену из кустов можжевельника, мы оказались на полянке, поросшей снытью. Я с удовольствием вдохнула воздух со смешанным ароматом свежей хвои и молодой травы и села на лавочку, врытую на краю поляны. Лекс опустился рядом и заговорил, оставаясь ко мне в пол-оборота. Я совершенно бессовестно разглядывала его гладковыбритые скулы, щёки, подбородок, борясь с желанием провести по ним пальцем, чтобы ощутить тепло его кожи. Останавливала взгляд на шевелящихся губах, на густых ресницах. Наслаждалась звуками мягкого голоса...