Чужие пальцы вцепились в руки Джеймса, царапая его сквозь рубашку. Кто-то с силой пытался поднять его с колен, оттащить от поверженного на землю противника.

Внутри пабабыло темно и душно. Ирландец лежал неподвижной грудой прямо на полу. Джеймс поднял голову. Ленивыми синеватыми клубами к потолку поднимался табачный дым, свиваясь спиралью и соединяясь с густым облаком, висевшим под балками. С разных концов комнаты то и дело доносился стук оловянных пинтовых кружек о дерево столов. Кто-то из посетителей шепотом заказал полдюжины порций джина. Но основная толпа собравшихся хранила молчание. Джеймс глубоко вздохнул.

— Да здравствует Ирландия! — произнес он на искаженном ирландском наречии и отрывисто рассмеялся.

— Господи, Джеймс!

Он посмотрел вверх. Возле лестницы виднелась какая-то фигура. Разглядеть, кто это, мешал яркий свет, освещавший человека сзади. Однако низкий спокойный голос трудно было спутать с чьим-то другим. Еще в университете, когда Фин напивался в стельку, он любил петь. За прошедшее с тех пор время эта склонность трансформировалась в нечто иное. Два года назад во время одного из своих коротких визитов в Лондон друзья встретились, чтобы выпить вместе. Тогда Фин был на грани того, что доктора позднее определили как возвратная малярия, хотя сам он этого еще не чувствовал. Когда для раскачки они уже выпили по несколько порций виски, Фин вдруг сказал ни с того, ни с сего: «Ты даже не представляешь, какой я мастер допрашивать. Если бы ты только знал, какой силой внушения обладает ласковый голос, обращающийся к тебе из темноты».

В тот раз Джеймс впервые задумался над тем, где и какой «картографией» занимается его приятель. «Буду стараться всегда избегать темноты», — обронил он тогда в ответ. А сейчас он приветствовал появление друга словами «Молодец, что заглянул сюда».

Замечание Джеймса прорвало пелену всеобщего молчания. Тут же повсюду загалдели люди из толпы. Выигравшие пари нетерпеливо требовали свои деньги, поставившие на ирландца чертыхались в его адрес. Краем глаза Джеймс заметил даже, как чья-то нога пнула поверженного бойца прямо под ребра.

— Время хорошо выпить! — заорал трактирщик. Он протиснулся через возбужденно гудящую толпу, держа в руках две наполненные джином кружки, над которыми вился легкий парок. Джеймс с благодарностью принял напиток. Джин пахнул очень резко, напоминая скипидар, но жидкость пролилась в желудок как обычная вода.

Из гущи людей к Джеймсу приблизился Фин.

— Чертовски кровавая битва, — похвалил он. — Я не шучу. Ты выглядишь так, словно тебя обработали колотушкой.

Джеймс почувствовал сильную пульсирующую боль в нижней челюсти. Он подвигал языком. Щека изнутри была рассечена, но все зубы оказались на своих местах. Ничего, скоро все заживет.

— Хочешь поухаживать за больным другом?

— На такое я не способен. И мне кажется, что ты болен на голову.

На подобную реплику Джеймс обычно реагировал поднятием брови. Однако сейчас даже малейшая попытка обернулась острой болью, заставившей зажмурить глаза.

— Не будь занудой. Если мне потребуются нравоучения, я обращусь к Морленду.

— Ты уверен, что у тебя нет сотрясения мозга?

— Ерунда. А ты зачем сюда явился?

— Чтобы обратиться к тебе за помощью. Но теперь ясно, что ты будешь бесполезен весь этот вечер.

— Что же тут удивительного, — мягко заметил Джеймс. — Ты ведь понимаешь, я только что уложил наповал гордость Ирландии. Кое-кто вполне мог бы назвать этот бой национальной победой. — Наконец он обратил внимание на то, что Фин одет в вечерний костюм. — Похоже, ты заглянул сюда, возвращаясь от кого-то?

— Да, был у Стромондов.

Ах да, сегодня же ежегодный бал. Среди всех мамаш, озабоченных устройством брака своих детей, приглашение на этот бал очень ценилось.

— Прими мои соболезнования, — обронил Санберн. — Наверное, дамы тебя там облепили, как мухи медовую коврижку. — Он откинул голову, проверяя, как работают мышцы шеи. Кто-то вложил ему в руку еще одну кружку с джином. — Благодарю, О'Малли. — Он отпил глоток, а затем одним залпом осушил все до дна.

Когда Джеймс опустил кружку, Фин все еще стоял рядом с ним. На его лице застыло наигранное внимание к другу, но было ясно, что мысли его заняты чем-то другим.

— Я беспокоюсь за Элизабет, — пояснил он, заметив на себе взгляд виконта.

— В самом деле?

— Да. Нельсон хорошо устроился, что уж там говорить.

Джеймс вздохнул. Эта ханжеская черточка в характере друга впервые проявилась еще в университете. Пока приятели-студенты не пропускали мимо ни одной юбки в окрестности, Фин проводил время за чтением стихов, восхищая тем самым супругу местного викария.

— Она взрослая женщина и своими действиями не причиняет никому вреда, кроме самой себя. — Он вдруг засмеялся и добавил. — А я думал, что армия излечила тебя от этого пуританства.

Фин загадочно ухмыльнулся, словно человек, втайне гордящийся сам собой.

— Я думал так же. Слава Богу за его небольшие подарки. Но ты во мне ошибаешься, Джеймс. В данном случае я осуждаю как раз Нельсона. Хотя, должен признаться, я что-то не помню, чтобы раньше Лиззи была такой…

— Непредсказуемой?

— Именно.

— Надо сказать спасибо покойному мистеру Чаддерли. Просто тебя не было здесь все эти годы. — Затем, заметив, что основная масса людей расходится по своим местам возле стен, Джеймс решительным жестом помешал Фину разглагольствовать дальше. — Лучше не болтать, пока почтенная публика угощается. Тут народ непредсказуемый.

— Да, я слышал, — кивнул Фин. И тем не менее продолжил: — Только не надо мне говорить про пуританство. Элизабет бродит по бальному залу у Стромондов, спотыкаясь на каждом шагу, словно неуклюжий слоненок. Но для фарфора Стромондов она представляет серьезную опасность.

— Господи, а где же Нелло?

— Совсем пропал из виду. Она пришла одна и заявила, что напилась, чтобы его позабыть.

Джеймс поднялся с табурета и начал натягивать сюртук. Уже третий раз за этот месяц он вынужден мчаться куда-то ради спасения Лиззи.

— А сам ты не мог ничего предпринять?

Фин пожал плечами:

— Как-то не умею обращаться с неразумными женщинами.

— Так вот почему ты холостяк.

— А ты по какой причине?

— Морленд хочет, чтобы у него был внук. — Джеймс иногда думал, что мог бы сам приставить пистолет к голове Нелло, чтобы отправить его к алтарю. Не исключено, что он так бы и поступил однажды, если бы верил, что вступление в брак как-то изменит этого повесу. Но вряд ли можно что-то исправить, если мужчина честно и откровенно признается, что не испытывает любовных чувств к женщине, с которой спит. Трезвая Лиззи и сама понимала это. — Я всегда советую ей ограничиваться вином, — продолжил Джеймс, когда друзья потихоньку пробирались к выходу. — Но она никак не хочет бросить свои эксперименты. Надеюсь, она не употребляла твоих тонизирующих напитков?