ее ужасы, такие как болотная жара, бескрайнее небо и мерзость былого существования, начали блекнуть и распадаться в сознании Чарли, как расползается под дождем газетная бумага.

Они подъехали к высокому, богато украшенному дому на углу ухоженной улицы. Окна были темными. Пешеходную дорожку преграждали столбики; в сером мраке поблескивали булыжники мостовой. По другой стороне улицы сновали прохожие. Рядом с ними виднелась небольшая калитка, но Коултон провел Чарли через железные ворота, через пустующую и тусклую конюшню с высоким потолком, через мощеную площадку. Затем же они по ступеням поднялись к большим дубовым дверям. Детектив не стал звонить, а просто повернул ручку и вошел, как будто это был его собственный дом и он имел на это право. Чарли беспокойно последовал за ним, задержавшись взглядом на элегантных панелях прихожей, на свисавшей с высокого потолка тяжелой люстре, на густых папоротниках вокруг помутневшего зеркала и на пустой стойке для шляп, похожей на скелета-часового. Туфли Коултона оставляли на мягком ковре следы в виде полумесяца. Поставив свой дорожный чемодан, он вытер с лица капли дождя и прошел дальше.

– Вот мы и на месте, – произнес он с удовлетворением.

Они оказались в большом холле, из которого во мрак уходила лестница и где громко тикали большие часы, похожие на костяные. В дверях гостиной Коултон остановился, загораживая Чарли проход.

– Что за чертовщина, – пробормотал он и подошел к столу у большого окна.

В темных углах вырисовывались очертания громоздкой мебели. Коултон взял что-то со стола и повертел в руках, и только тогда Чарли разглядел, что это. Детектив держал заполненную зеленоватой жидкостью банку, в которой плавал уродливый человеческий зародыш. В полумраке казалось, что от сосуда исходит свет.

– Будьте осторожнее, – послышался мягкий женский голос. – Образцы абортированных плодов с гидроцефалией раздобыть нелегко. А за вами, Коултон, обычно так и следуют поломки и разрушения.

Перед окном, соединив перед собой бледные руки, абсолютно неподвижно стояла полная женщина в черном платье. Она плавно подалась вперед. Плечи ее были округлыми и мягкими, пухлую шею стягивал тугой воротник. Половину ее лица покрывало похожее на ожог родимое пятно, придавая ему странное, нечитаемое выражение. Чарли не слышал, как она вошла; казалось, она просто возникла из воздуха, как призрак.

– Так точно, Маргарет, – сказал Коултон, осторожно ставя на место банку, в которой плескалось ее содержимое. – Всегда восхищался вашим вкусом.

– Вам будет весьма интересно узнать, как я ее раздобыла. Она принадлежала довольно необычному… коллекционеру.

Женщина повернулась.

– Кто это? Тот мальчик с Миссисипи? А где другой, из цирка?

Коултон снял котелок и, покряхтев, стряхнул с плаща капли дождя.

– А как насчет «Добро пожаловать, мистер Коултон», «Как прошла ваша поездка, мистер Коултон?», «Надеюсь, все было благополучно, мистер Коултон»?

Женщина очень медленно выдохнула через ноздри, как будто до этого намеренно долго накапливала воздух.

– Добро пожаловать, мистер Коултон. Как прошла ваша поездка, мистер Коултон?

– Лучше не придумаешь, – ответил детектив, неожиданно ухмыляясь и опуская шляпу на диван.

– В прихожей есть вешалка для шляп. И была там всегда.

Коултон, наполовину высунувший из рукава одну руку, помедлил. Затем спокойно и неторопливо снял плащ до конца, аккуратно свернул его и положил на диван. Его желтый клетчатый костюм, казалось, светился в полумраке, словно мотылек у освещенного окна. Женщина вздохнула.

– Чарльз Овид, – произнесла она, обращая на него взгляд своих темных глаз. – Меня зовут миссис Харрогейт. Я работодатель вашего доброго мистера Коултона.

Чарли старался не смотреть на нее слишком пристально.

– Миссис Харрогейт, мэм, – сказал он, низко поклонившись.

– О, только без этих штучек, – отрезала она, пересекла гостиную, взяла его за подбородок и повернула его лицо так, чтобы заглянуть ему в глаза.

Он был заметно выше ее. Удержаться от того, чтобы не рассматривать родимое пятно, было невозможно.

– Это не Америка, Чарльз. Здесь не нужно принижать себя, по крайней мере в моем присутствии. Я выразилась понятно?

Он смущенно кивнул и отвел взгляд.

– Да, госпожа, – прошептал он.

– Да, миссис Харрогейт, – поправила она.

– Да, миссис Харрогейт.

– Итак, – продолжила она, поворачиваясь к Коултону. – А где второй, из цирка?

– Судя по всему, уже где-то посреди Атлантики.

Коултон уселся на бархатный диван. На ковре остались мокрые коричневые пятна от каблуков его ботинок.

– Я оставил этот вопрос на усмотрение мисс Куик. Думаю, она справится.

Миссис Харрогейт вздохнула:

– Одна?

– Да, она способная. Разве это проблема?

– Мои инструкции были другими, – недовольно сказала миссис Харрогейт. – И я не получила от вас ни одной телеграммы. Мне нужно будет сообщить в Карндейл.

– Послушайте, Элис Куик способна справиться с этим заданием вдвое лучше меня. Из нее можно гвозди ковать. Кроме того, Средний Запад все еще находится в полудиком состоянии. Дайте ей время. Я бы сильнее волновался, если бы она дала о себе знать.

– Вы поссорились? Поэтому она поехала одна?

Коултон улыбнулся, но было заметно, что он немного раздражен.

– Знавал я и более сговорчивых, чем она. Но нет, мы не поссорились. – Он понизил голос: – До меня дошли кое-какие слухи, Маргарет. В Ливерпуле. Перед нашим отъездом.

– Какие же?

– О возможном возвращении одного нашего старого друга. Я подумал, что он может проявить интерес к нашему парню, Чарли.

– Одного нашего старого друга.

– Да. Марбера.

– Я знаю, о ком вы говорите, мистер Коултон. Но его не было семь лет. Зачем ему возвращаться сейчас?

Коултон недовольно пожал плечами, его суровое лицо покраснело.

– Откуда мне знать. У меня не было возможности полистать его чертов дневник. Может, ему стало одиноко.

Чарли, без шляпы, в потемневших от дождя брюках, следил за этой сценой с пристальным вниманием. Он привык оставаться неподвижным и незаметным и старался вести себя так и сейчас. Но миссис Харрогейт окинула его все тем же яростным и пронзительным взглядом, как и до этого, и он понял, что она вовсе не забыла о его присутствии.

– Мистер Овид. На тумбочке вас дожидается таз с подогретой водой и свежие полотенца. Я взяла на себя смелость приобрести для вас более подходящую одежду. Я ожидала, что вы будете ниже ростом, но пока подойдут и эти вещи. Ваша комната – первая от лестницы на втором этаже. Должно быть, вы устали после путешествия. Я скоро принесу что-то, чем вы сможете утолить голод.

Чарли неуверенно повернулся и поднялся по погруженной в полумрак лестнице. Через витражные окна на лестничной площадке едва проходил свет от уличных фонарей, и они отбрасывали на его руки и одежду странные зеленоватые блики. Выделенная для него комната была оклеена обоями и заставлена мебелью. Из-под складок задернутых штор из окна просачивался свет. Посреди комнаты стояла широкая, аккуратно заправленная кровать. На тумбочке красного дерева стоял фарфоровый таз с крышкой и лежало полотенце. Когда он взял его в руки, оно показалось ему невероятно мягким. От него исходил аромат сирени. Чарли поднял крышку таза. Из него, словно во сне, пополз пар.

Чарли понимал, что миссис Харрогейт отослала его, чтобы продолжить беседу с Коултоном наедине, но он не возражал, так что с удовольствием вымыл лицо, шею и руки. Было так приятно ощущать себя чистым. Через некоторое время он открыл дверь и выглянул в коридор, куда выходили открытые двери других комнат. У него возникло ощущение, что руководители Карндейла и миссис Харрогейт скрывают гораздо больше, чем ему сообщили, но он все же не мог представить, что именно. Ему показалось, что он попал в другой мир – мир теней, плавающих в банках неестественных уродцев, мир тайн, мыла и невероятно мягких полотенец. Его безумие поражало.

Выйдя на лестничную площадку, Чарли облокотился на балюстраду, посмотрел вниз, потом вверх, а затем, сам не зная зачем, поднялся на следующий этаж. Еще один коридор, еще одна дверь. Чарли неуверенно приоткрыл ее.

От увиденного кровь застыла у него в жилах. На кровати, точно такой же, как и в его комнате, посреди спутанных простыней лежало лысое и бледное человекоподобное существо, не издававшее ни звука. Вероятно, оно спало. На тумбочке Чарли разглядел трубку, свечу, тарелку с размазанной по ней черной смолой. Запястья и лодыжки странного существа были привязаны веревкой к столбикам кровати.

– Это не твоя комната, парень, – послышался голос Коултона.

Чарли вздрогнул. В дверях стоял детектив, лицо его скрывала тень, и от этого он выглядел крупнее и грузнее обычного. Квадратная голова и длинные усы придавали его силуэту облик лохматой гориллы. Он шагнул вперед – и доски на полу застонали под его