– Не думаю, что она располагала такими средствами, – ответила Окси. – А если бы они и имелись, она сняла бы мачо.

– А чисто гипотетически? – не отставал Абрамов.

– Наверное, – ответила она нарочито беспечно. Но губы дрогнули и сползли вниз. Окси было противно даже думать об этом.

И в этот момент Матвей решил нанести удар:

– С собственной матерью? И не стыдно вам, Оксана Игоревна?

В ответ тишина…

Абрамов впился взглядом в лицо Паниной, но оно оставалось спокойным. Только на губах появилась легкая ухмылка.

Удивила так удивила, Оксана Игоревна. Какое самообладание! Взяла себя в руки? Выходит, зря Абрамов наносил легкие прощупывающие удары, надо было сразу отправлять в нокдаун.

– У меня нет матери, господин следователь… Могу я так обращаться? Звания не помню вашего, отчества тоже, а просто по имени называть не смею.

– Да, вы детдомовская, я в курсе, – ответил Матвей. – Но кто-то же вас родил.

– И я понятия не имею кто.

– Вы считали, что Злата Эрнестовна.

– Кто вам такое сказал?

– Ее лучшая подруга. Она сообщила, что вы являлись в дом гражданки Ортман, чтобы познакомиться с нею и выяснить, почему она от вас отказалась.

– Этому есть доказательства? – Абрамов пожал плечами. – То есть нет? Мое слово против ее.

– Зачем кому-то выдумывать такое?

– Понятия не имею. Подозреваю, что это не подруга сочинила, а сама гражданка Ортман.

– На фига? – скатился до сленга Матвей.

– Озабоченные бабы все немного ку-ку.

На том разговор не закончился. Абрамов мурыжил Окси еще минут двадцать, но ничего от нее не добился. Отпустил.

Вскрытие Златы тоже не показало ничего. В крови алкоголь, но немного, в желудке пицца. Состояние здоровья на момент смерти – отличное. Никаких патологий. До старости прожила бы, жаль не дали. Свидетельские показания тоже света не пролили, хотя опросили всех. Абрамову и его коллегам не за что было зацепиться. Начали подозревать, что будет «глухарь», но никто не собирался сдаваться.

…Спустя неделю после убийства в «Хрустале», опять же в пятницу, Матвей ушел пораньше. На волне своей новообретенной трезвости он взлетел настолько, что решил снова заняться спортом. Не просто в зал походить, а начать играть в волейбол.

И отправился Матвей туда, где когда-то занимался: во Дворец спорта «Машстрой», при нем была куча секций для детей и взрослых. Его отец работал на автомобильном заводе, занимал руководящую должность, и жили они в центральном районе, в большой квартире. Мама до сих пор обитает в ней. Папа под старость лет ушел и женился на другой. Сестра переехала в Портленд, США.

Абрамов заехал во Дворец спорта, поговорил с тренером. Потом к маме. Он редко у нее бывал, разве что по праздникам, и то не всегда. Она обрадовалась, стол накрыла. От души поев, Матвей собрался домой. Завтра ему рано не вставать, поэтому можно немного расслабиться. Девочки по вызову благо приезжают в любое время суток, так что приятное времяпрепровождение ему обеспечено. Два часа секса и легких разговоров, потом сладкий сон. Утром после позднего завтрака можно сгонять в торговый центр за постельным бельем (на трезвую голову глянув на имеющееся, Матвей понял, что пора его обновлять), а вечерком в зал, на волейбол.

Попрощавшись с матушкой, он сел в машину. Она тоже была не новой, зато крутой. «Кадиллак» как-никак. О нем Матвей мечтал с детства. Как только появилось достаточно денег – купил. Машина жрала бензина как грузовик, запчасти стоили запредельно, и все же Матвей не продавал ее. Даже сейчас, когда он жил на одну лишь зарплату.

Да, были времена, когда Абрамов был грязным копом или, по-отечественному, оборотнем в погонах. На все, что имел сейчас, заработал нелегально. Того же бывшего хозяина «Хрусталя» он отмазал от уголовной статьи так, что не подкопаться. А сколько было других таких… богатых плохишей!

Но и пострадал Абрамов из-за этого. Попал под пулю, чуть не сдох… И все переосмыслил. Решил стать честным. Правда, шанса на это ему просто так не дали. Серьезное ранение сделало правую руку практически не пригодной к работе. А у «ментов» регулярная аттестация, в том числе стре́льбы. Хорошо Матвей левшой был. Но еще лучше, что не все бабки профукал. Кого надо подмазал, и оставили Абрамова в органах, только перевели в другой отдел.

Но инфа о том, что он был нечист на руку, просочилась. Иначе как объяснить неприятие старшего опера Котова?

…Матвей ехал на своем «Кадиллаке» мимо ДК машиностроителей. Вспоминал детские праздники, на которые их с сестрой водили родители. Особенно новогодние елки им нравились, что в круглом зале проходили. А там колонны монументальные, крыша куполом, фрески на стенах. Торжественно! В кремлевском зале столицы может и лучше было, но Абрамовы там не бывали, и им казалось, что елка в ДК машиностроителей – это самое грандиозное мероприятие. Сестра как-то прошептала Матвею на ухо, что действие «Щелкунчика», скорее всего, происходило именно там. Она считала, что когда-то здание было дворцом, и никто до поры не мог переубедить ее в обратном. Говорите, ДК построили только после Великой Отечественной войны, когда ни царей, ни князей не было? А Гофман и Чайковский (без второго история не стала бы так знаменита) вообще жили задолго до этого – в других веках? Врете вы все! Или заблуждаетесь…

У крыльца ДК Матвей притормозил, увидев скопление людей. Они что-то обсуждали, активно жестикулируя. Окно было чуть опущено, и Абрамов несколько раз услышал слово «полиция». На раздумье у него было несколько секунд. Хотелось проехать мимо, но что-то заставило остановиться.

Дурость?

Очевидно.

– Полицию вызывали? – прокричал он, припарковавшись.

– Да-да! – откликнулась дама в пуховике, напоминающем плащ-палатку. Из огромного капюшона выглядывала ее острая мордочка. – Человек умер! В туалете! А вы один почему?

– А нас сколько должно быть, по вашему мнению? – Матвей поднялся по ступенькам и встал напротив дамы, похожей на хорька, запутавшегося в верхней одежде своего хозяина.

– Много… Если произошло убийство!

– Опять двадцать пять, – пробормотал Абрамов. Это ж надо было так испортить карму, что не он, Магомет, идет к горе, а она к нему. – Что тут случилось у вас?

– Я вам сказала – что! Вы тупой?

Хорек Матвея разозлил, но не настолько, чтобы выйти из себя. Хотя он на нервяке всегда, а в последнее время – тем паче. Не пить – это сложно. Не успокоишь себя тем, что, когда все закончится, ты придешь домой и опрокинешь в себя пару-тройку стопочек сорокаградусного антидепрессанта.

– Звонили по 112?

– Естественно. И вы сказали, что из полиции.

– Из нее, родимой. Но я просто проезжал мимо. А вы за словом следите, а то я могу и разозлиться! – Он повысил голос, чтобы бабенка немного «осела». Бабушка Матвея применяла это слово, когда внуки начинали повышать голос или просто качать права. Она никогда не сидела и даже не общалась с людьми, имеющими криминальное прошлое, зато она много пекла. И когда тесто раздувалось, она его приминала – осаживала.