Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так это же замечательно! — кинула я ей еще одну кость. — В таком случае вы не можете отвечать за свои поступки!
— Вы что, хотите сказать, что смерть Геры — дело моих рук? — вскочила со стула Нина Петровская, судорожно сжимая в побелевших пальцах чашечку с остатками кофе. — Да как у вас язык повернулся?!
— Я вовсе не говорила этого, — немедленно парировала я. — Вы это сами только что сказали. Разве нет? Или мне послышалось?
— Да как вы смеете! — в ярости закричала Петровская. — В этом можно обвинять кого угодно, но только не меня! Кого угодно!
— Потому что вы были его любовницей? — задала я вопрос. — Ну так это ничего не значит. И среди любовников такое бывает.
— Какое «такое»? — тряслась от возмущения Нина. — На что вы намекаете?
— Я намекаю? — для пущей убедительности я ткнула себя пальцем в грудь.
— Да, вы!
— И в мыслях подобного не было! — заверила я ее. — Все знают, что вы его любили, и он холил и лелеял вас. Вас и ваш театр. Вот только скуповат был на наличные, не правда ли?
— А вам какое дело? — Нина с силой поставила чашечку на стол и уперла руки в бока.
Сейчас примадонна драматического театра ничем не отличалась от бабы, которая устроила скандал на городском базаре.
— Если хотите знать, меня вообще не интересуют деньги! — заявила она.
— Да-а?
— Да!!! И все эти сплетни о том, что Генрих купил этот театр ради меня или со мной в придачу — чушь! Бред сивой кобылы!
— То-то вы сразу стали блистать в главных ролях, — подлила я маслица в огонь.
— А хоть бы и так! — прищурилась Нина. — Разве я плохо играю? Разве моя вина в том, что меня долго зажимали? Да вы знаете, какие тут царят нравы?! Никакому Шекспиру не снилось!
И она столкнула с тумбочки распечатку «Макбета», которая тут же разлетелась по полу.
— И уж если на то пошло, то я ухожу из театра! — продолжала доказывать свою правоту Нина. — Я давно это решила! Вот, смотрите!
Она подскочила к тумбочке и выудила оттуда скрепленные листы бумаги.
— Срок контракта заканчивается через месяц! Отыграю «Макбета», и все! А заявление об уходе я подала еще три дня назад! Слышите, три дня! Когда никто не знал о том, что произойдет!
— Ну и что?
— Уеду в Москву! — кричала она. — В театр к Розовскому или к Табакову! Меня в «Юго-Запад» еще полгода назад приглашали, да я, дура, отказалась! В кино звали! И сейчас еще зовут! А что касается денег, то плевать я хотела на деньги этого подонка! Пусть этот гад трижды перевернется в могиле!
«Ну вот он и настал, момент истины, — констатировала я. — Недурно, однако».
— «О мертвых или хорошо, или ничего»! — скорчила мерзкую рожу Петровская. — Да черта с два «хорошо»! Этот человек погубил всю мою жизнь! Немцы вообще сволочи! Гады-фрицы-фашисты! — Нина Петровская в ярости сжала кулак и потрясла им в воздухе. — Хоть Герка, хоть этот белобрысый! Знаете, что он мне подарил?
Она бросилась к сумочке и, вытряхнув ее содержимое прямо на пол, подняла помаду.
— Вот, смотрите! — торжествующе воскликнула Нина и, отвинтив крышечку, выдвинула наружу помаду.
Она представляла собой стерженек телесного цвета и была вылеплена в виде мужского члена в состоянии эрекции.
— Вот оно, немецкое чувство юмора! Дарить такое женщине, а?
— Вам сейчас очень тяжело, — сказала я тихо. — Но жизнь не кончена, жизнь продолжается.
Я знала, что резкая остановка в подобного рода диалогах действует почти гипнотически. Жаль, что в «Сигме» я не доучилась последний год — нам были обещаны лекции по внушению с помощью интонации.
Теперь можно было остановить эту пытку. Впрочем, в данном случае она была неизбежна.
Дело в том, что передо мной была актриса, причем актриса хорошая.
А для хорошей актрисы сыграть любую роль — «убитую горем женщину», например, гроша ломаного не стоит, их этому учили всю жизнь.
Поэтому, чтобы спровоцировать Нину на искренность, мне и пришлось прибегнуть к столь жестокому, но необходимому трюку.
Я хотела говорить не с актрисой, а с женщиной. А что может быть проще, чем вызвать у женщины гнев, если ее собеседница — тоже женщина, да еще женщина, которая так и норовит ввернуть в разговор какую-нибудь гадость?
— Жизнь продолжается, вы меня слышите? — повторила я таким же тихим тоном. — Вы действительно прекрасная актриса, и у вас впереди — новые горизонты. Столица умеет ценить талант.
— Подождите, я что-то не понимаю, — растерянно сказала Нина.
— Поймете, — пожала я плечами, — на то вы и актриса. Желаю удачи.
Я поднялась со стула и вышла из «будуара» Петровской, оставив актрису в состоянии оцепенения и полной прострации.
В коридоре, почти у самой лестницы, которая вела к выходу, стояла какая-то смазливая женщина маленького роста в туфлях на платформе.
— Что за шум, а драки нет? — весело поинтересовалась она у меня. — Сигареткой угостите? А то у меня прогон скоро, а в ларек бежать далеко.
— Еще драки тут не хватало, — покачала я головой, доставая пачку.
Мы закурили.
Моя малорослая собеседница оказалась здешней актрисой-травести, которая должна была играть пажа в новой постановке «Макбета».
— Чего это Петровская так разоралась? — спросила по-свойски коротышка.
— Да вот, посоветовали к ней обратиться, — с ходу придумала я историю, — монолог показать, может, продвинет в труппу…
— А-а, понятно, — ловким движением стряхнула пепел моя собеседница.
— Ну показала я монолог из «Грозы». А она давай кричать, что, мол, сама из театра уходит и никаким блатом тут не пахнет.
— Был такой разговор с помрежем, — подтвердила травести. — И чего ей в голову взбрело? Каталась тут при этом немце как сыр в масле.
— Причуда примадонны.
— Не иначе, — согласилась исполнительница роли пажа. — Дурь одна и блажь. Я понимаю — сейчас, когда немца грохнули, театр хиреть начнет, снова на госдотацию посадят, будет, как тогда. Так она, выходит, еще на прошлой неделе уйти решила.
— Может, выгодное предложение? Контракт в столице? Или на Западе?
— Как же, ждут ее там! — усмехнулась актриса. — Впрочем, Петровской не позавидуешь. То с дочкой проблемы, то с любовником…
— А что с дочкой?
— Да ходил тут к ней один ухажер, весь в коже с нашлепками, ну из этих, из «корсаров», что возле кафе «Рики-Тики» по вечерам тусуются.
— Ну и?..
— Ну и матушка Танечки была очень недовольна такой компанией. Милиция ее дружком интересовалась, даже сюда участковый приходил. Правда, с цветами. Но все равно расспрашивал насчет Эдьки и просил повлиять на дочь. В смысле, чтобы та повлияла на своего парня.