Я прикусила губу и терпеливо ждала, пока мы выйдем за пределы кабинета. Очень хотелось спросить у де Маррона напрямую, но я понимала, что мои слова вполне могут расценить как оскорбление, а нам очень нужны дружеские отношения с администрацией гильдий.

За дверями нас ждал все тот же парень в ливрее. Логично, конечно: обратный путь еще отыскать нужно — лабиринт-то никуда не делся.

Клеменс хихикнула первой, набросившись с объятиями сначала на дочь, а потом на меня.

— Неужели получилось?! Пресветлый, у нас будет своя гильдия! — и, напевая что-то боевое и победоносное, она танцующей походкой двинулась за лакеем, совершенно не стесняясь. В коридоре, кроме нас, никого не было, а счастье в цветочнице бурлило и требовало выхода. Дочь улыбнулась ей вслед и счастливо вздохнула.

— И правда не верится, — Ирен взяла меня за обе руки и сжала, с благодарностью глядя мне в лицо. — Спасибо тебе.

Сияя, как давешние золотые монеты, она устремилась вслед за Клеменс.

— Пока еще не за что, — пробормотала я, оглядываясь на захлопнувшиеся за нашими спинами двери. Счастливые женщины успели отойти на несколько метров, и я их еле догнала.

— Ты уверена, что это в порядке вещей — отдавать все и сразу? — прошипела я, пристроившись рядом с Ирен, подальше от нашего провожатого. — Хоть бы расписку взяла.

— Какую еще расписку? — удивлённо захлопала глазами женщина. — Я узнавала, когда отдаёшь заявку и все документы, тогда и платить нужно. Дальше чистая формальность, главное, что бумаги приняли! Значит, все в порядке, просто дождёмся уведомления о регистрации — и можно начинать! Завтра пойдём присматривать дома под цветочные лавки. Ты с нами?

— Конечно, — старательно улыбнувшись, поддержала ее я. Ирен поспешила догнать мать, подхватила ее под локоть, и они поплыли по коридору вслед за провожатым, наслаждаясь ощущением завершенности. Все же мы порядком попортили себе и друг другу нервы за эти недели, выискивая в сборнике указов все нюансы и составляя кодекс, так что чувство, что все наконец позади, было воистину пьянящим.

Я отстала от них совсем, позволив матери и дочери беспрепятственно радоваться нашей легкой победе. Не хотела портить им настроение, потому что сама совершенно не была уверена, что мы действительно победили.

Очень уж довольное было лицо у де Маррона, очень уж собственническим жестом он поглаживал мешочек с ливрами. Что-то здесь было не так, но я слишком мало знала реалии Ровенса, чтобы судить о правильности или неправильности его поведения.

Поэтому промолчала.

Следующую неделю я всего один раз смогла заглянуть к модистке. У нее, впрочем, уже обсуждённых и в подробностях зарисованных идей набралось уже столько, что я вполне могла позволить себе заслуженный отдых, и не на неделю, а на пару месяцев. Тем более, нужную сумму мы уже собрали, а пассивный доход с бельевых крючков капал ежедневно, нарастая как снежный ком.

Мсье Арье, ювелир, с которым у нас была договоренность, даже был вынужден открыть дополнительную мастерскую и нанять помощников, так как не справлялся с потоком заказов. Ведь теперь, когда новинка получила распространение, не одна мадам Шаппель обращалась к нему за поставками.

— Вы бы фабрику открыли, мсье Арье, — вздохнула я, когда он очередной раз, тряся пейсами, принялся жаловаться на невыносимые условия работы, приносившие ему, к слову, непомерные барыши. Мне, кажется, скоро придется вкладывать деньги в недвижимость или что-то подобное, потому что хранить подобные суммы дома опасно, а доверить их кому-то — еще опаснее. Лучше уж купить что-нибудь полезное. Вроде фермы. На территорию, как у мужа Ирен, мне бы еще не хватило, но на небольшой участок в провинции — вполне.

— А что такое «фабрика»? — заинтересовался незнакомым словом ювелир.

Следующий час я посвятила объяснению понятий «поточное производство» и «разделение труда». Мсье Арье загорелся идеей и, бормоча себе под нос основные тезисы, чтобы не забыть, побежал разыскивать помощников.

Кажется, я только что обеспечила работой пару десятков человек. Надеюсь, ювелир не обидится, если ему подсказать и про ограничение продолжительности рабочего дня? А что, знаю я этих господ: им лишь бы соки все выжать из работников.

Голова снова заболела, и я поморщилась. Стоило мне задуматься, откуда во мне столько разнообразных, не всегда применимых в реалиях столицы знаний, как неизменно накатывала убийственная мигрень. Потерев висок ребром ладони, я вышла из лавки и направилась к дому Клеменс.

Ирен временно перебралась к нам, ожидая решения по вопросу гильдии. Цветочницы работали без огонька, далеко не уходили и чуть ли не каждый час забегали спросить, не прибыл ли еще гонец. У меня и самой уже потихоньку отказывало терпение. Прошла неделя, началась другая, а новостей все не было.

И тогда я решила действовать. Однажды утром, когда Ирен с матерью в очередной раз отправились выбирать из выставленных на продажу домов, — они сузили поиск, отобрав четыре подходящих варианта, и теперь не могли определиться, какой из них выгоднее купить первым, — я отговорилась усталостью и с ними не пошла. Женщины совершенно не расстроились, поуговаривали меня немного из вежливости и, наказав выпить отвара малины, ушли.

Молнией метнувшись в комнату, я переоделась, благо теперь это занимало куда меньше времени. Мне нужно произвести впечатление достойной дамы, пусть и не аристократки, но из зажиточных. Если будет сразу видно, что я простая цветочница, велик риск, что меня просто спустят с лестницы.

Осторожно выглянув из калитки, я заметила, что хозяйка с дочерью еще не успели даже далеко уйти. Проследив за ними до дальнего угла улицы, убедилась, что они благополучно увлеклись разговором и не смотрят назад, выскользнула из калитки и отправилась в противоположную сторону.

Меня ждал дворец. Точнее, его административный корпус.

Погода стояла прекрасная, солнечная, и я искренне наслаждалась прогулкой в одиночестве. Мне, оказывается, этого не хватало — минут наедине с собой. Все время, что я помню, мы куда-то бежали, спешили или что-то оживленно обсуждали. И сейчас, размеренно шагая по рельефной брусчатке, я чувствовала себя увереннее и спокойнее, чем под опекой Клеменс. Если честно, я почему-то воспринимала себя если не старше этой замечательной во всех отношениях женщины, то умнее уж точно.

Потому и шла одна выяснять, что же там произошло с нашей регистрацией. В том, что что-то пошло не так, я не сомневалась ни секунды. Из головы все не выходила довольная усмешка, с которой чиновник поглаживал мешочек с ливрами. Будто это личная его собственность.

Стоило мне подняться на крыльцо дворца — и любезно улыбавшийся другим посетителям привратник посуровел. За его спиной виднелся тот самый лакей, который провожал нас прошлый раз, и я помахала ему рукой, подзывая. Тот повиновался с явной неохотой.

— Мне бы хотелось побеседовать с мсье де Марроном, — любезно улыбнулась я парню в ливрее. Он подобрался, огляделся по сторонам, немного успокоился, обнаружив по сторонам крыльца стражников с алебардами, и, гордо выпятив грудь, сообщил мне: