В свободное время пели песни, танцевали. Посмотрели несколько кинофильмов. Такое, фильмы, очень редко случалось, только когда стояли в лесу, обстановка позволяла. Тогда привозили киноустановку и, всем на радость, показывали кино. Помню, «Машеньку» смотрели, «Подвиг разведчика», «Возвращение Максима» — такие фильмы. А вот концертную бригаду, о них сейчас много говорят, всего один раз за всю войну видел — из Туркмении, а больше-то и не было. Но нам в эти немногие дни между боями казалось, что война отодвинулась куда-то далеко-далеко, хотя враг был совсем близко. Молодость брала свое даже в условиях смертельной опасности, ведь было мне тогда двадцать.

23 августа — 23 сентября 1943

Не успели заснуть после ночных учений, как прозвучал сигнал боевой тревоги. За какую-то четверть часа самоходки вытянулись вдоль опушек леса в походную колонну и, поднимая густые облака пыли, двинулись в юго-западном направлении.

Переход оказался тяжелым. Во тьме ночи и густой завесе пыли почти невозможно было рассмотреть два красных фонарика стоп-сигналов впередиидущей машины, так что и механикам, и командирам постоянно приходилось быть в предельном напряжении. Под утро полк сосредоточился в лесу возле населенного пункта Старшее Мельничище, сразу приняв боевой порядок для наступления. Наступать предстояло на село Посадка, расположенное на стыке Курской, Брянской и Сумской областей, поэтому противник оборонял село крупными силами.

Собрав командиров на опушке леса, комполка Самыко отдавал боевой приказ. С последними его словами загрохотали орудия — началась артподготовка атаки. Уже стоя в люке самоходки, я с волнением сравнивал карту с местностью. Впереди простиралось почти двухкилометровое ровное хлебное поле, наполовину убранное, заставленное грудами снопов. По левую его сторону находилось шесть сел, занятых немцами. За Посадкой — на доминирующей высоте располагалось село Сальное. Из трех сел вражеская артиллерия могла бить по нашему левому флангу прямой наводкой, и как раз там, крайним на левом фланге, предстояло наступать моему взводу. То есть обстановка для нас и в огневом, и в тактическом отношении была самая невыгодная.

— Товарищ лейтенант, почему так: две недели тренировались на ночные условия, а сегодня пойдем в атаку днем да по открытой местности? Отнюдь не хорошее это дело, — высказался обычно выдержанный Королев.

— Значит, Валерий, так надо, — ответил я коротко. Приказ есть приказ. Я был бессилен что-то изменить.

— Емельян Иваныч, Василий, давайте быстро в артвооружение! — дал команду замковому и заряжающему. — Тащите пятьдесят дымовых гранат ручных, по двадцать пять на экипаж.

И наступление началось! Первыми рванулись в бой танки бригады, следом — наши самоходки и пехота! Грозное и устрашающее это было зрелище для обороняющегося противника! На узком участке фронта устремилось в атаку около сотни танков и самоходок, с десяток броневиков! И не менее тысячи бегущих за нами пехотинцев оглашали поле боя громоподобными незатухающими криками: «Урра-а-а! Урра-а-а!..»

И все-таки ошеломленный враг приходил в себя. Мы успели проскочить только около половины поля, а по атакующим уже била вражеская артиллерия! Била из самого села Посадка! Била из Сального — через головы своих войск! Особенно тревожил меня сильный огонь из Таборища и Березняка — по левому борту машин, что грозило большими потерями в технике. Но хуже всего приходилось пехотинцам, наступающим по огромному открытому полю! Ни холмика, ни кустарника, где хоть как-то можно укрыться! А били сотни пулеметов и автоматов, заставляя атакующих прятаться за идущими впереди танками и самоходками. Без всяких команд танки и самоходки резко увеличили скорость и пошли зигзагами, не давая вражеским наводчикам поймать себя на перекрестье прицела. Снаряды рвались все ближе и ближе, окутывая боевые машины шапками дыма! Несколько танков уже загорелось! Болью отозвалось это в наших душах, каждый представлял, каково это — гореть раненому или выскакивать обожженному в горящем комбинезоне! Но помочь попавшим в беду мы не могли! В атаке остановить машину — значит, погубить и себя, и дело! Неподвижная цель — неминуемая добыча врага!

Снаряды рвались впереди и за кормой, зачастую ударяя рикошетом о башню и корпус. Когда загорелись два танка на нашем фланге, дал команду Леванову «делай, как я!». Обе самоходки на максимальных скоростях выскочили на высоту и развернулись фронтом на Таборище, откуда вражеская артиллерия била прямой наводкой. Кустарник укрыл нас, и экипажи, быстро определив установки для стрельбы, незамедлительно открыли огонь. По пять выстрелов произвели наводчики Королев и Кузин — и вражеская артиллерия в Таборище прекратила огонь!

Взвод вернулся на основное направление наступления. Вражеская артиллерия по-прежнему сильно била из сел Сальное и Доброе Поле, на поле боя горело уже пять наших танков и одна самоходка! Еще пять машин, подбитые, стояли без движения! Но передовые подразделения уже зацепились за сады на восточной окраине Посадки! «Юнкерсы» с бреющего полета бросали на нас малокалиберные бомбы — видимо, противотанковые, и обстреливали из автоматических пушек, показывая свои зловещие черные кресты. Вася Плаксин из трофейного пулемета обстрелял несколько самолетов, выбивая искры из бронировки корпусов, отчего фашистские летчики вынуждены были прерывать атаку — раньше выходить из пикирования, а потом и вовсе стали обходить нашу самоходку да и другие машины батареи.

Маскируя машины, экипаж Леванова уже израсходовал все дымовые гранаты, и, когда мы начали утюжить на окраине сада немецкие траншеи, вражеский снаряд угодил в левый борт левановской самоходки. Машина загорелась. Первым из башни выскочил командир, успев дать команду: «К машине!» — то есть покинуть ее, и тут же упал без сознания. Мой экипаж гранатами, автоматами, длинными пулеметными очередями прикрыл левановский экипаж, на который уже стали наседать из глубины сада автоматчики. Наводчик и заряжающий Леванова бросились к командиру, водитель с замковым затушили пламя, охватившее боевое отделение. По гусеничному следу подползли под градом пуль санинструкторы Алексей Волобуев и Николай Петров, подхватили и перенесли Ивана в траншею, стали накладывать жгут, чтобы остановить сильное кровотечение из перебитой ноги, нога оказалась полностью оторвана, держалась только на комбинезоне. Я тоже под пулями автоматчиков, выскочив из башни, спрыгнул в траншею, чтобы проститься с боевым другом. Ваня несколько раз приходил в себя, однако опять терял сознание, но руку мне слегка пожал, а я в этот момент думал, каково ему будет вернуться домой без ноги, где его ждут жена, трое детей...

Пора было возвращаться, но тут подошла самоходка комбата, он тоже хотел попрощаться с Левановым. Открылся люк, Шевченко начал вылезать из башни и вдруг пошатнулся — пуля попала ему точно в глаз. Пришлось нам уже двух наших товарищей на подошедшей самоходке Фомичева отправить в армейский госпиталь.