великий поэт эфиопского происхождения! Своими словами вы притесняете наследие нашего народа.

– Ага, то есть вы хотите, чтоб наши дети думали, будто женщина слаба? Что она ничего не может и являться лишь предметом интереса мужчин? Это же сексизм.

– Запрещать Пушкина – расизм!

Дошло до драки. В итоге совет было решено прервать. В суматохе все забыли про того, кто задал провокационный вопрос.

7.

– Они убили её, убили, сожгли в печке! – Кеплер третий день болел и бился в истерике. Крики и изречения его сменялись диким кашлем такой силы, будто у него сейчас вывалятся легкие.

– Успокойся, Кеплер, – пытался утешить его Шестьсот сорок третий, – еще ничего не ясно, их могли увести на работу.

– Ты сам в это не веришь.

– Как он, Георг? – обратился Шестьсот сорок третий к Тридцать седьмому, отойдя в другой край барака.

– Плохо, если не перестанет рвать глотку, точно плохо кончит.

– Идут, прячьте, – сказал стоящий на стреме Уилбур.

На Кеплера навалились, скрутили и закрыли рот. Его прятали все эти дни, зная, что с ним сделают, когда найдут в состоянии истерики. В барак вошел доктор в белом халате и круглых очках.

– Так-так, дорогуши, есть у кого недомогания? – спросил врач с напускной добротой в голосе.

Некоторые новички, замерзшие, голодные и травмированные, встали и подошли к доктору. Тридцать седьмой знал, что видит их в последний раз. Майк, сильно растянувший на днях лодыжку, хотел было встать, но его силой поставили на место другие заключенные.

– Смотрю у вас тут хорошее самочувствие, ну смотрите. Идем дальше, – тут доктор достал листочек, – тридцать седьмой, пятьсот двенадцатый, тысяча четыреста восемьдесят восьмой и две тысячи двадцатый, за мной!

Номера встали. Тридцать седьмой обратился к Шестьсот сорок третьему: «Когда выйдешь, передай моей сестре, что я её люблю. И запомните, вы все, запомните! Не дайте истории повториться вновь». Ему казалось, что если кто-то и должен пережить это все, то это обязательно Шестьсот сорок третий.

Больных вели в крематорий, некоторых политических заключенных убивали прямо на улице. Тридцать седьмой шел на встречу ужаснейшей из операций. Он, биолог, знал, что шансов выздороветь после неё у него немного.

Его привязали ремнями к креслу в большой белой комнате. Лампа светила прямо в глаза. Доктор, как белый ангел смерти, как Азраил, приближался к Тридцать седьмому. В одной руке он держал нож для колки льда, в другой – молоток.

– Будет не больно. Завтра ты проснешься приличным человеком.

8.

С тех пор минуло две недели. С каждым днем заключенных становилось все меньше и меньше. Кто-то умирал, кого-то расстреливали. Близилась холодная, голодная зима. Кеплер держался из последних сил: жизнь в нем угасала.

В этот день к ним, чтобы попрощаться зашел Тридцать седьмой, вернее, существо, что когда-то им было. Невидящий взгляд, тупая улыбка на лице. Был ли он теперь человеком? Хирург безжалостно вторгся в самый святой и важный человеческий орган – мозг.

Теперь он был «правильный». Теперь он был «мертв». На следующий день скончался и Кеплер. Тело его, как и тела других умерших, растворилось в огне крематория. Как будто и не было никогда человека. Легко ли было сторонникам режима отправлять людей в лагеря? Легко ли им было уничтожать их? Наверное, да. Идеология затмевает совесть.

Каждый может клеймить настоящее время, утверждая, что люди стали подлее, что раньше было лучше. Люди, которые мыслят в подобном направлении, лишь усугубляют ситуацию. Обратившись к прошлому, реальному прошлому, без возвеличивания и пафоса, мы увидим ужасы. Ужасы, которые и представить тяжело. Людей убивали во имя бога, за расовую принадлежность, за классовую принадлежность. Неужто ненависть у нас в крови? В наших генах? Неужто так будет всегда?

Весеннее утро разорвалось грохотом взрыва и гулом стрельбы. Город горел. Партийные флаги лежали в грязи. Маятник истории качнулся и смел со своего пути прошлое. Неумолимо, неостановимо. Охранники и руководство лагеря Нью-Либервиль сбежали, оставив горстку выживших заключенных на произвол судьбы. Шестьсот сорок третий и Майк вышли во двор. В свете горящего города они выглядели как тени. Безмолвно смотрели они на ход истории, зима слишком истощила их. Они уже и не понимали, что происходит. За ними на свет вышли остальные. Едва ли их теперь наберется хоть сотня, а вначале они были обреченным легионом.

Тем временем к воротам лагеря приблизились люди. Они сломали замки и вошли внутрь. За ними въехали машины с продовольствием и медицинской помощью. Среди освободителей были мужчины и женщины, белые и чернокожие – ничто так не объединяет, как жажда перемен и свободы.

9.

В центре города стояла толпа. Вокруг были руины зданий: здесь шла самая ожесточенная борьба. Но теперь огонь погашен, и надо принять окончательное решение, как жить дальше? Люди в растерянности и это нормально. Шли дебаты. Опять спорили между собой демократы и социалисты, а так же сторонники других режимов. В это время из толпы вышла фигура, она сразу привлекла к себе внимание, так как отличалась от остальных: бледная, тощая, полумертвая. Это был Шестьсот сорок третий.

– Итак, мы вновь стоим на распутье. Ни книги, ни интернет не помогут нам найти ответ, куда идти и что делать? Мы прошли через ад. Опять. В который раз человечество оступилось. Сможем ли мы предотвратить подобное в будущем? Не думаю. Ужасы забываются, память стирается с поколениями. История кажется нам лишь страшной сказкой. Но человечество, не смотря на постоянные ошибки, движется вперед. Движение это не прямое, и путь наш представляет спираль. Мы совершали ошибки в прошлом, будем совершать и в будущем. Это ли наша природа? – Нет.

Когда мы находились в заточении, с нами был человек. Сейчас его уже нет. Его убили, причем самым жестоким способом – стерли личность. Выдающийся ученый, генетик ответил нам на множество вопросов. Человек не просто животное. Века эволюции дали нам величайший инструмент – разум. И только разум победит животную сущность и уничтожит в нас ненависть друг к другу.

Он говорил нам, а мы внимали: ненависть рождается тьмой разума. Только через мышление мы победим спираль истории, её маятник! Люди, вы должны думать своей головой, а не руководствоваться слепой идеологией! Да, легко заучить постулаты своей веры, как учебник и пользовать ими в любой ситуации. Но мир неоднозначен, человек должен рассуждать и сомневаться. Слепое повиновение даже самой лучшей идеологии приведет к насилию. У нас есть множество примеров этому: Фанатичная вера, коммунизм, фашизм, а теперь и толерантизм. И последнее, люди, не забывайте, что все вы – люди.

Он ушел. Была