уж потерпите как-нибудь, а я уговорю отца разобраться по-свойски, без суда.

— Никогда в жизни, — отозвался Гранин, изумленный происходящим, — меня не отчитывала столь юная барышня.

— Барышня ваша бабушка, — привычно отозвалась Саша Александровна, вставая, — а я дочь атамана, и уж будьте уверены, характер имею.

— Да ведь крапива, а не характер.

— Смотрите-ка, битый небитого попрекает, — засмеялась она и вышла из комнаты.

Утром и правда приехал доктор — усталый и закутанный в сто одежек. Зевая, ощупал шишку на голове Гранина, прописал постельный режим на неделю, а потом с удовольствием остался на завтрак.

Саша Александровна, кажется, отлично выспалась и сменила гнев на милость. Лично заглянула, чтобы поблагодарить за новую кухарку:

— Она, конечно, крайне необщительная особа, но в готовке понимает куда лучше Семеновича. Так что жизнь наша стала гораздо приятнее. А что же вы, так и будете неделю лежать?

Если бы он мог — наварил бы себе, нашептал нужных настоев, но ни трав нужных нет, ни объяснить домашним никак, с чего этого управляющий вдруг знахарством занялся.

— А что, вам не терпится вытряхнуть меня из кровати?

Она лишь посмотрела туманно, и Гранин усмехнулся:

— Так спешите увидеть цыганских лошадей? Дайте мне несколько дней, Саша Александровна, и мы непременно съездим в табор.

— Несколько дней я смогу подождать, — повеселела она и упорхнула, предоставив его заботам Груни.

Груня была безжалостна.

Она то приносила чай с плюшками, то без всякой надобности поправляла подушки, то порывалась принести какую-нибудь книгу, а то и вовсе предлагала уговорить Изабеллу Наумовну почитать ему. Потом она села за вышивку, затянув унылую народную песню, и Гранин подумал, что вот-вот помрет со скуки.

Но тут, к его счастью, Груню позвала Марфа Марьяновна, и он выдохнул с облегчением.

Снова забежала Саша Александровна, на этот раз одетая в нарядное голубое платье и тщательно причесаная — все-таки Изабелла Наумовна сорвала с нее расписные крестьянские наряды. Может, и сожгла на заднем дворе.

— Любите ли вы, Михаил Алексеевич, — озабоченно спросила она, — красный сафьян?

— Что? — переспросил он с недоумением.

— Хорошо, если любите. Потому что ваша спальня обшита им сверху донизу.

— Моя спальня?

— Ну вы же теперь переезжаете во флигель Мелехова, а там все сплошь резное да позолоченное.

— Ах вот что, — Гранин поморщился, — да, я успел вчера немного оценить это великолепие. Надо узнать, кто ему такую красоту сотворил, не заказывал же он мебель из города. Нешто, Саша Александровна, это в вашей деревне такой чудный умелец живет. Спросить бы у Шишкина…

Он еще не успел договорить, а она уже сорвалась с места и помчалась исполнять это пожелание с такой проворностью, будто была услужливой посыльной, а не хозяйкой усадьбы.

Гранин посмотрел ей вслед и поднялся с кровати, чтобы одеться. Стало понятно, что покою ему все равно не видать.

Он уже застегивал кафтан, когда появилась Марфа Марьяновна.

— Встал, голубчик? Вот и правильно! Кому польза от безделья? — с этими словами она схватила в охапку его перину вместе с подушкой и понесла прочь.

Следом за ней два мужика подняли небольшой сундук с одеждой и книгами и тоже уперли.

Гранин почувствовал себя так, будто его обокрали средь бела дня.

Накинув на плечи камзол, оставшийся на спинке стула, он вышел на улицу и направился к флигелю, решив, что пора освоиться в новом жилище.

Открыл дверь и тут же оказался щедро окроплен полынной водой.

— Ой, — испугалась кухарка Аннушка с банным веником в руках.

— Нечистый дух гоняете, — кивнул Гранин, — а велите и правда истопить сегодня баню. Вдруг Александр Васильевич изволит…

— Истопим, — степенно согласилась Марфа Марьяновна, с недоумением вертя в руках атласный пуфик, — экая ерунда, а?

— Что же вы вскочили, барин, — всполошилась Груня, бросила охапку чужой, видимо мелеховской, одежды и руками всплеснула.

— Я буду в кабинете, — сказал им Гранин, — где он у Мелехова?

Груня молча указала на одну из дверей.

Здесь было просторно и чисто убрано. Тяжелые амбарные книги и гроссбухи, пронумерованные по годам, стояли на полках, как в приличной канцелярии. Гранин прошелся вдоль них, пробежался пальцами по корешкам и огляделся по сторонам, пытаясь понять, где бы он прятал здесь настоящие доходные книги. Подцепил башмаком расшитый невиданными птицами ковер на полу, откинул его край и хмыкнул, увидев в полу крышку дверцы, которая обыкновенно вела в подпол.

Наклонился было, чтобы потянуть за утопленное в дерево кольцо, но тут снова прибежала Саша Александровна.

— Замрите! — воскликнула она. — Это еще что? Сию же минуту ложитесь вот на этот диван, сию же минуту! Я сама достану.

— Ну, это уж ни в какие ворота не лезет, — Гранина отчего-то так возмутила собственная беспомощность, что он дернул за кольцо, в глазах потемнело, голова закружилась, но он только выдохнул упрямо и откинул дверцу.

В аккуратной нише лежали совсем другие тетради — без торжественных переплетов, завернутые в обыкновенную холстину. Гранин дотянулся и схватил сразу две, выпрямился, обрадовался, что устоял на ногах, и только потом, со всем возможным достоинством, опустился на диван.

— Ну-ну, — явно забавляясь, прокомментировала Саша Александровна, — Шишкин вашего умельца из деревни привел. Звать?

— Зовите, — согласился Гранин, уже не удивляясь тому, что она носится у него на побегушках.

Саша Александровна была натурой деятельной и не чванливой.

Пришли Шишкин с могучим, явно робевшим детиной, который однако кланялся степенно и без всякой суетности.

Гранин едва не силой усадил его в кресло и долго расспрашивал, как же он, без всяких картинок и образования, такую красоту научился мастерить.

— Так сначала свистульки были… ложки да плошки, — отвечал Степан Архипов обстоятельно, — потом я птиц, да зверей, да цветы научился вырезать. А потом узоры сами собой стали вместе складываться. Одно начнешь, а другое само тянется.

Саша Александровна вертелась тут же, прислушивалась с интересом, однако в разговор не вмешивалась, только переставляла безделушки на столе Мелехова.

Стол тоже был удивительным — резным, расписным, с ажурным деревянным подстольем, похожим на легкое кружево.

— И мастерскую откроешь? — спросил Гранин. — И учеников возьмешь?

— И открою, барин, и возьму, — охотно согласился Архипов, — только ведь семья у меня, кормить надобно.

— Это само собой, — согласился Гранин и отпустил Архипова, очень довольный