Мы останавливаемся, чтобы подобрать раненых. Они лежат друг на друге, похожие больше на мешки с мукой, чем на людей. Для заботы о них нет времени. Пусть благодарят судьбу за то, что едут хоть так.

Они лежат по всему танку. На передней части, на башне, на задней, где нужна почти сверхчеловеческая сила, чтобы удержаться, когда танк подскакивает на неровной земле.

— Товарищи, возьмите нас! — кричат те, кого мы вынуждены оставлять. — Не бросайте!

И умоляюще тянут к нам руки.

Мы отворачиваемся, Порта увеличивает скорость, и они исчезают в туче пыли и выхлопных газов. Места на танке больше нет, и если мы вступим в бой, те, кто облепил его, будут легкой мишенью для пулеметов противника.

Мы несемся по кустам и ложбинкам. 25-тонный T-IV раскачивается, словно корабль в бурном море.

Не сбавляя скорости, мы несемся прямо через артиллерийский парк. Нам едва видна пыль, поднимаемая полком далеко впереди. Это гонка со смертью. Если клещи сомкнутся раньше, чем мы проскочим, нас расстреляют, как мишени на стрельбище.

— Быстрее, быстрее! — непрерывно раздается из динамика. Мы останавливаемся, чтобы взять на буксир подбитый танк Барселоны. Трос рвется с жалобным завыванием, его хлестнувший назад конец сносит одному из «наших» раненых голову. Это какой-то фельдфебель. Потея и бранясь, мы закрепляем новый трос. С T-III Барселоны на буксире едем через горящую деревню на значительно снизившейся скорости.

Артиллерия здесь поработала основательно. Повсюду валяются кровавые груды человеческого мяса. Мухи поднимаются тучами, когда мы катим по трупам. Вонь тошнотворная.

За деревней Т-34 с перебитыми гусеницами стреляет в нас из пушки. У танка Барселоны повреждены гусеницы и катки. Не думая о раненых, я поворачиваю пушку и целюсь в танк противника. Наш снаряд сносит его башню. Выпрыгивают двое людей, Хайде скашивает их из пулемета. Один падает возле наших гусениц, другой — позади танка. Пытается уползти, но его настигает трассирующая очередь. Танку Барселоны конец. Когда мы пытаемся сдвинуть его, трос рвется в трех местах. Барселона и его экипаж перебираются к нам. Малыш бросает в T-III две гранаты, и он взрывается в пламени.

Мы катим с лязгом гусениц по степи, мотор работает на полных оборотах. Теперь нас могут спасти только скорость и неожиданная тактика. По радио мы слышим, как оберcт Хинка честит командира роты за то, что его 38-тонная «шкода» увязла в болоте. Он думал, что мы сможем срезать путь, двигаясь вдоль реки. Это могло бы получиться с T-IV, гусеницы у него шире, чем у «шкоды».

— Постараемся вытащить тебя завтра ремонтно-эвакуационной машиной, — раздраженно кричит Хинка. — Оставайся на ночь при танке, Мозер!

— Это его смертный приговор, — беспечно говорит Порта. — Ни к чему было докладывать, что он увяз. Люди поумней взорвали бы танк и удрали, по-солдатски простясь с Иваном. Потом рапорт, что их подбил из пушки Т-34. Хорошо, что наше начальство пока что не сверяет наши рапорты с рапортами противника, но, возможно, когда-нибудь будет.

— У тебя нет чувства долга, — укоризненно кричит Хайде. — Свой танк взрывают только в случае крайней необходимости!

— Я это заметил, — презрительно усмехается Порта. — Только не плачь, партийный герой, если мы вдруг вляпаемся в дерьмо, оказавшись с перебитой гусеницей. Интересно будет посмотреть, как ты станешь играть в пятнашки с нашими друзьями русскими.

— Кончайте вы негативно мыслить, — протестует Малыш, пожав плечами. — Давайте поговорим о чем-нибудь позитивном… например, о бабах.

Мы с грохотом несемся по идущей под уклон дороге прямо на артиллерийскую батарею на конной тяге. Солдаты и лошади шарахаются в неистовой панике от танка, который мчится, паля трассирующими пулями из обоих пулеметов.

Порта несется сломя голову на стоящую между двумя домами гаубицу. На ее лафете окаменело сидят трое артиллеристов с полными мисками в руках. У одного во рту ложка. Очевидно, у них время обеда. Гаубица исчезает под гусеницами.

В зеркало заднего обзора мы видим, как солдаты ползают по земле и бранятся вслед нам.

— Будь оно все проклято! — кричит вскоре Порта. — Танк выходит из строя! Нельзя даже полагаться на моторы, которые выпускают эти жуликоватые нацистские промышленники!

— Что случилось? — нервозно спрашивает Старик.

— Танк замедляет ход, как еврей по пути в эсэсовские бараки, — отвечает Порта, злобно ударив ногой по рычагу переключения скоростей.

Мы быстро поднимаем капот двигателя. Не можем найти никакой неисправности. Все, что опробуем, как будто работает нормально.

— Спускайся сюда, — кричит Порта, дернув меня за ногу, — но да поможет тебе Бог, если этот гроб застрянет или если повредишь шестерни!

Меня грубо бросают на место Порты за рычаги управления. Нервничая, я веду танк прямо к глубокой лощине и останавливаюсь на самом краю.

Порта с Хайде начинают копаться с моторе.

— Черт возьми! — произносит Старик, подергивая себя за ухо. — И должно же это было произойти во время прорыва между атакующими колоннами противника. Хуже быть не может!

— Я бы не сказал, — отвечает Порта. — Лучше вышедший из строя мотор, чем снаряд из пушки Т-34 в заднюю часть.

— Свяжись с Легионером, — приказывает Старик Хайде. — Скажи, пусть возьмет нас на буксир.

Но Легионер въезжает на холм, не слыша вызова. И тут его T-IV взрывается. Высоко в воздух взлетает столб синевато-белого огня. Крышка башенного люка летит над степью, словно брошенный диск.

Мы с облегчением видим, как Легионер и Профессор выскакивают из люка. Трое остальных застряли в бушующем аду. Танк напоминает доменную печь. Звук чуть позже долетает до нас долгим раскатом грома.

Порта залез в моторное отделение, стучит и крутит гайки. Звук такой, словно он хочет разнести «майбах» на куски. Бранит русских, партию и в частности Юлиуса Хайде.

— Это все твоя вина, — кричит он. — Если б ваш а треклятая партия пила бы себе пиво в «Бюргербройкеллере»[43]вместо того, чтобы играть в политику, не было бы никакой треклятой войны, и я в глаза б не видел этого чертова «майбаха». Вот при чем тут ты, скотина!

Два громких удара, и в голову Хайде летит сгоревший клапан.

— Вот и все, — бормочет наконец Порта и вылезает из моторного отделения. «Майбах» мурлычет, как довольный кот.

Мы трогаемся и на ходу втаскиваем Легионера с Профессором в кабину.

Русские пулеметы уничтожают последних наших раненых.

— Остановимся и расстреляем их? — неуверенно спрашивает Старик.

— Невозможно, — отвечает Порта. — Педаль акселератора застряла и не отойдет, пока я вновь не увижу вокруг себя тупые немецкие головы.