В смысле – куда идет человечество в связи с глобальным потеплением, смещением магнитных полюсов, фокусами климата и разболтанной вконец экологией!

Он прилег не раздеваясь и закрыл глаза. Думать о судьбах человечества ему не хотелось, и тогда он стал думать о своем новом знакомом Лео Глюке, то есть, о Добродееве Алексее Генриховиче, борзописце и, как оказалось, таком же авантюристе, как и он, Монах. Толстая горячая рука журналиста с мощными толчками пульса многое сказала Монаху. Враль, неутомимый гуляка, хвастун и авантюрист. Скор на подъем, подвижен, всегда готов лететь в огонь и воду за первой попавшейся юбкой или горячим материалом. Весь город в друзьях. Но… вскрыть опечатанную квартиру – это вам не кот начихал, можно так влететь, что никакие кулуары не помогут. Правда, не факт, что Лео явится. Скорее всего, положит с прибором на договор о сотрудничестве и взаимопомощи, не дурак же он, должен понимать, во что ввязывается. Сгоряча и в подпитии согласился, а подумавши – в кусты, несмотря на весь свой авантюризм. А он, Монах, потянет крест сам, раз ввязался и пообещал Кире… распутать. Он стал вспоминать фотографию… Девушка на столе, длинные волосы, кровь. Руки сложены на груди. Под головой подушка. Туфли на высоких каблуках на полу у стола. Туфли… Свет софитов, гардины задернуты, входная дверь открыта. Почему? Хотел немедленного признания? Чувствовал себя творцом, художником, представлял, как они входят, и… шок, крики, ужас! Убийство, допустим, из мести… а подушка? Зачем он положил ей под голову подушку? Извращенная симпатия к жертве? Сложил руки на груди… Когда кладут в гроб, подкладывают под голову подушку. Имитация положения в гроб?

Личность убийцы вызывала все больший интерес Монаха… кроме того, что-то зацепило его на фотографии, что-то… что-то… выпадало из стиля, так сказать. И предчувствие кольнуло в области не то сердца, не то желудка… Что же это было? Что-то.

В половине двенадцатого Монах поднялся, стараясь не шуметь, натянул свою видавшую виды дубленку и синюю вязаную шапочку и осторожно отпер дверь…

Через полчаса он достиг дома Ирины Г., затаился за трансформаторной будкой, откуда открывался вид на подъезд и где не так дуло, сунул руки в карманы и приготовился ждать. Он дал журналисту двадцать минут форы, рассудив, что больше не выдержит. А потом – будь что будет. К его приятному удивлению, Добродеев появился всего-навсего на четыре минуты позже назначенного времени. Встал у подъезда, прямо под фонарем, оглянулся. Монах выступил из-за будки и помахал рукой.

–Привет, Христофорыч! – прошептал журналист, наклоняясь к уху Монаха. – Я думал, ты развел меня, как лоха. Иду и думаю – не придет! Погодка разгулялась, а?

–Через час утихнет, – ответил Монах. – Я человек слова, Леша. За дело!

Он достал из кармана фонарик, осветил панель домофона, потыкал в кнопки. Добродеев потянул за ручку, и дверь распахнулась. Они вошли, отряхнули с себя снег и стали осторожно подниматься на второй этаж, где находилась квартира номер шесть.

Из квартир раздавались приглушенные выстрелы, визг, хохот – народ взахлеб поглощал продукцию зомбоящика. Монах сорвал белую бумажную полоску с печатью и приник к замку, сунув фонарик журналисту. Тот все время оглядывался на двери других квартир – было видно, как ему не по себе.

–Готово! – сказал Монах, толкая дверь. Они вошли в квартиру убитой девушки, Ирины Гуровой. Луч фонарика обежал небольшую прихожую, вешалку с одеждой, изящную тумбочку, на которой лежали перчатки и голубой шарфик. В квартире стоял неприятный запах тления…

Они вошли в первую дверь – это была гостиная с фотографии, Монах сразу узнал ее. Длинный стол в центре был пуст, гобеленовая скатерть свисала криво, гардины были по-прежнему задернуты. На полу у стола стояли черные туфли на высоких каблуках. Черные пятна засохшей крови, покрывавшие ковер и скатерть, напоминали черные хлопья пепла. Монах застыл на пороге, раздумывая, не включить ли свет. Могут заметить, конечно, но, принимая во внимание погоду и время, вряд ли. Во всяком случае, минут десять у них есть. То, что царапнуло его, лежало на поверхности, десяти минут достаточно, чтобы понять, что это. Даже пяти. Даже трех. Не обыск же они собираются устраивать! Он щелкнул кнопкой, вспыхнул свет.

–Христофорыч, ты с ума сошел! – прошипел журналист. – Выключи! – Он метнулся к выключателю.

–Спокуха! – Монах придержал его за плечо. – Помолчи, Лео. Я буду думать. Дай фотографию.

Он стоял у двери, переводя взгляд с фотографии на комнату, сравнивая. В комнате ничего не поменялось с тех пор, только стол был пуст. У правой его ножки стояли черные туфли, которые убийца почему-то снял с девушки.

–Она жила одна? – спросил Монах.

–Одна. У нее есть мать и сестра, но она с ними не поддерживала отношений. В восемнадцать ушла из дома, поступила на курсы аудита, содержала себя сама. Поменяла несколько работ, была администратором в гостинице, бухгалтером в торговой компании, последние пять лет работала в банке.

–Сколько ей было?

–Двадцать восемь.

–Он ее…

–Нет, он ее не тронул.

–Тоже странность. Посмотри на туфли! – вдруг сказал Монах. – Ничего не замечаешь?

–Туфли? Нет! – Добродеев уставился на фотографию, перевел взгляд на туфли у стола.

–Ну?

–Не вижу! Что?

–Размер неподходящий. У Ирины нога маленькая, а туфли на пару размеров больше. Неужели не видишь?

Журналист присмотрелся:

–Кажется, вижу. И что?

–Это не ее туфли, Лео. Подожди, я сейчас! – Монах выбежал в прихожую, открыл шкафчик для обуви и вытащил оттуда пару белых туфель. – Сравни! – Он поднял с пола черную туфлю. – Видишь? Кроме того, посмотри на фасон… каблук толстый, носок круглый… сейчас такие не носят. И краска выцвела… уже не черная, а сизая. Этим туфлям лет тридцать, не меньше. А то и больше.

–Сейчас что угодно носят, – пробормотал журналист. – Если это не ее туфли, откуда они тут взялись?

–Убийца принес их с собой.

–Зачем? – изумился Добродеев.

Монах пожал плечами. Они в молчании смотрели друг на друга.

–Ты уверен? – спросил наконец журналист.

–Есть другое объяснение?

Оба вздрогнули, когда раздался звонок в дверь. Монах погасил свет, на цыпочках пошел в прихожую и выглянул в глазок. На лестничной площадке стояла пожилая дама в халате и бигуди.

–Кто там? – вдруг закричала она тонким голосом. – Я сию минуту звоню в полицию! Я же видела свет! – Она проворно отбежала и скрылась в соседней квартире.

–Лео, делаем ноги, – прошептал Монах, осторожно отворяя дверь.

Они скатились по лестнице, выскочили во двор и бросились на улицу.

–Отчаянная бабка! – Журналист с трудом отдышался за третьим углом. – Если бы она сначала вызвала полицию, а потом сунулась в дверь, нам кранты.