Как же все-таки соотносится проблема модальностей с новой моделью реальности на движущейся ленте Мёбиуса? Вспомним, что основной вопрос нарративной онтологии «Что будет дальше?» решается только при переходе одной модальности в другую или чаще при смене модального оператора с одного знака на другой. Например, нарушается запрет, как в реконструированном В. Я. Проппом зачине волшебной сказки. Детям запрещают выходить из дома, они этот запрет нарушают. Деонтический оператор сменяет свой знак. В принципе, наиболее универсальным в мировой культуре является эпистемический сюжет qui pro quo (подробно об этом см. в книге «Прочь от реальности» [Руднев, 2000]). Одного персонажа принимают за другого, потом подлинное положение вещей выясняется. Эпистемический оператор меняет свой знак. Но для этого необходима презумпция полного тождества объекта самому себе, то есть соблюдение закона рефлексивности а = а. В предыдущем фрагменте мы пришли к выводу, что наиболее адекватно нашу реальность считать диссоциированной, а при диссоциации не может идти речи о полном тождестве а = а. Очевидно, что в классическом виде эпистемический сюжет не может существовать в модели реальности на движущейся ленте Мёбиуса, так как именно ее движение запускает механизм диссоциации. Действие может начаться на выпуклой («внешней») стороне движущейся ленты, а закончиться на ее вогнутой («внутренней») стороне. Например, когда отец в волшебной сказке запрещает детям выходить из дома, то это может происходить на «внешней» стороне ленты, но когда дети остаются одни, они оказываются уже на ее «внутренней» стороне. Получается, что они не то что нарушают запрет, а скорее забывают его. Но, выйдя из дома, они вновь оказываются на «внешней» стороне и т. д. Что же, деонтика не работает на движущейся ленте Мёбиуса? Может быть, и работает, но как-то по-другому. Рассмотрим в этом плане эпистемический сюжет. Одиссей возвращается на Итаку в свой родной дом, но жена его не узнаёт. Потом он натягивает свой лук, убивает всех женихов, и, в конце концов, она понимает, что это ее муж. Допустим, приход Одиссея в родной дом происходил на «внешней» стороне ленты, убийство женихов – на «внутренней» стороне, а узнавание – вновь на «внешней». Можно сказать, что в этом фрагменте сюжета мы имеем в определенном смысле не одного, а трех Одиссеев, то есть три диссоциированных субличности Одиссея. Первый – «внешний» Одиссей – возвращается не узнанным домой, второй – «внутренний» Одиссей – убивает женихов, узнавание же происходит уже третьего, вновь «внешнего» Одиссея. И тут встает неожиданный вопрос. Что вообще может объединять трех диссоциированных Одиссеев? Можно ли их рассматривать как одну личность: неузнанного Одиссея, Одиссея-убийцу и Одиссея узнанного? Если это одна личность, то она как бы расплывается по континууму движущейся ленты Мёбиуса. Но при этом Пенелопа тоже диссоциирована на Пенелопу 1, Пенелопу 2 и Пенелопу 3. И вполне возможно, что в тот момент, когда Одиссей появился в своем доме на выпуклой стороне ленты, Пенелопа в этот момент находилась на вогнутой ее стороне. То есть Пенелопа 1 видела в этот момент не всего Одиссея, а Одиссея 1. Может быть, поэтому она его и не узнала. И более того, если она его в конце концов узнала, то только потому, что в какой-то момент они оказались на одной и той же стороне движущейся ленты Мёбиуса. Я хочу привести такой автобиографический пример. В феврале 1982 года праздновалось 60-летие Ю. М. Лотмана, и в Тарту съехались его ученики. Сравнительно недавно мы с женой обнаружили фотографию, на которой мы стоим почти рядом возле Лотмана, окруженного учениками. Но мы в этот момент друг с другом не были знакомы и вообще ничего друг о друге не знали, то есть в момент снимка мы находились на противоположных сторонах движущейся ленты Мёбиуса. На уровне экстенсионала (денотата) встреча двух объектов имела место, на уровне интенсионала (смысла) ее не было. Какая же онтология стоит за всем этим? Онтология смысла, а не денотата! Денотат дискретен, смысл континуален. На уровне денотата Одиссей – один и тот же человек во всем сюжете, на уровне смысла это тысячи Одиссеев. Денотат, объект, вещь – ничего не стóят в такой онтологии. Я не могу, таким образом, сказать, что я встретил свою жену в феврале 1982 года в Тарту. Я встретил ее 23 марта 1990 года в Москве. Да и то только потому, что мы одновременно оказались на одной и той же стороне движущейся ленты Мёбиуса, или, как говорят на обыденном языке, «в нужном месте в нужное время». Я еще раз хочу подчеркнуть, что человек сам выбирает себе реальность. Никто никого не может насильно затащить на движущуюся ленту Мёбиуса. Люди плохо понимают друг друга, в какой бы реальности они ни находились. С этим ничего не поделаешь. Но иногда людям выпадает счастье оказаться одновременно в нужном месте в нужное время. Очевидно, что такое случается чрезвычайно редко.

Но если смысл континуален, то как в таком случае образуются смыслы в модели реальности на движущейся ленте Мёбиуса? Можно ли сказать, что у слова есть «внешний» смысл и «внутренний» смысл? Можно, но этого недостаточно. Смыслов на движущейся ленте Мёбиуса бесконечное число, и они с каждым новым витком обновляются. Возможно, какое-то представление о такой модели смыслообразования может дать фильм «День сурка». Там герой застревает в одном дне, и вроде бы все повторяется. Но при повторении есть и становление – герой, например, обучается игре на фортепиано и т. д. В результате этот бесконечно повторяющийся день сменяется другим, но характерно при этом, что герой и героиня решают остаться в этом маленьком городке, куда они приехали на съемки. Возникает вопрос – можно ли вообще «соскочить» с движущейся ленты Мёбиуса и попасть в другую, более привычную реальность? Мне кажется, это то же самое, что задать вопрос, можно ли из фильма «Зеркало» попасть в фильм «Кубанские казаки». Что же получается: если человек выбрал одну модель реальности, то он в ней останется навсегда? Смотря какую модель реальности он выбрал. Я думаю, что из традиционной реальности попасть в новую модель реальности можно, но не наоборот. Но тогда получается, что из фильма «Кубанские казаки» можно попасть в фильм «Зеркало»? Но, вообще говоря, я убежден, что традиционной реальности не существует. Люди, которые склонны думать, что «материя» существует независимо от их «сознания», в свое время были просто слишком сильно замордованы диаматом. Но это пустая тема. Как же все-таки формируются смыслы на движущейся ленте Мёбиуса? Допустим, я вижу яблоко. Это может быть просто яблоко; глазное яблоко; яблоко раздора; яблоко, съеденное Адамом с древа познания добра и зла; яблоко, которое упало на голову Ньютона. Все это мы называем яблоком. Но смыслы яблока диссоциированы, подобно субличностям человека. Являются ли в таком случае яблоко Адама и яблоко Ньютона «субличностями» одного Яблока-архетипа? И да и нет. Да, в том смысле, что мы и то и другое называем яблоком. Нет, в том смысле, что яблоко Адама не имеет ничего общего с яблоком Ньютона. Это разные архетипы. Что же получается? Разве на движущейся ленте Мёбиуса яблоко Адама не может превратиться в яблоко Ньютона? Ведь и в том и в другом случае речь идет о познании. Но это тот же вопрос, что и вопрос, можно ли из фильма «Кубанские казаки» попасть в фильм «Зеркало». Чем отличается модель «Зеркала» от модели «Дня сурка»? Модель «Дня сурка» более жесткая. Но, в сущности, в «Зеркале» все то же самое, только в более утонченном виде. Жена – та же женщина, что и мать, сын тот же человек, что и отец. Разница лишь в том, что фильм Тарковского, в отличие от «Дня сурка», пессимистичен. Там происходит парадокс: маленький герой в финале встречает свою постаревшую мать. Итак, к чему же мы пришли? Я думаю, к тому, что лента Мёбиуса вроде бы должна двигаться в одном направлении. Вопрос только, в каком именно – в сторону накопления информации, «против жизни», или в сторону накопления энтропии, «по жизни»? Если она движется в сторону накопления энтропии, то говорить о смыслах вообще бесполезно. Если она движется в строну накопления информации, то это означает, что мы живем в своеобразном семиотическом тоталитаризме. В каком смысле это тоталитаризм? В том, что мы, как актеры, за которых все решает режиссер. А что если предположить, что лента Мёбиуса движется одновременно в противоположных направлениях? Тогда смысл будет формироваться в точках пересечения информации и энтропии. Зрительно это довольно трудно себе представить. Но это решает проблему «семантических переходов». В какой-то момент в точке пересечения могут встретиться и столкнуться друг с другом «Кубанские казаки» и «Зеркало». Но это может привести к «семантической катастрофе». Но если «Зеркало» столкнется, скажем, с «Малхолланд драйв», то они просто пройдут сквозь друг друга, поскольку это очень схожие модели. Я думаю, что те читатели, которые дошли до этого места моей книги, хотят жить скорее в модели «Зеркала», а не «Кубанских казаков». Но жить в этих возможных мирах нелегко! Почему же мы выбираем их? Да это не мы их, а они нас выбирают. В том смысле, в каком я писал выше, что иногда я вхожу в дверь, а иногда дверь входит в меня. Точно так же иногда я смотрю «Зеркало», а иногда «Зеркало» смотрит меня, моделирует меня, достраивает меня до своего уровня.