Теперь предстоит проанализировать, что представляет собой мышление в новой модели реальности на движущейся ленте Мёбиуса. Но прежде необходимо подробно остановиться на том, что, с нашей точки зрения, представляет мышление вообще.

В книге «Научение через опыт переживания» Уилфред Бион писал:

Сравним это с высказыванием Людвига Бинсвангера из его книги «Введение в Schizophrenie»:

Если шизофрения, безумие, психоз – это неспособность безмятежно пребывать среди вещей, а мысль это то же самое, что отсутствие вещи, то не следует ли из этого, что безумие, шизофрения, психоз – это и есть то самое место, где рождается мысль? Но что подразумевает Бинсвангер под неспособностью безмятежного пребывания среди вещей? Допустим, я иду по улице и переживаю дереализацию. Я думаю: «Этой улицы не существует, потому что я сейчас сплю». Является ли это процессом рождения мысли? И что это за мысль, если я говорю об отсутствии очевидных вещей, таких как то, что я иду по улице. По Биону, «мысли сновидения» являются более фундаментальными по сравнению с мыслями бодрствования. Что это значит? Значит ли это, что «состояние сновидения» более фундаментально по сравнению с состоянием бодрствования? Бион, конечно, этого не утверждает. Но такой вывод напрашивается. Что это значит для построения новой модели мышления? Если мысль рождается во сне, когда человек подобно острому психотику не тестирует реальность, то, стало быть, мысль не является отражением реальности. Мысль не является осмысленным высказыванием, как считал Витгенштейн в «Трактате». Можно сказать, что мышление связано с реальностью лишь по касательной, но тогда это означает, что мышление, любое мышление, является процессом патологическим, и оригинально мыслить может только шизофреник. Это соотносится с теорией Тимоти Кроу, что homo sapiens стал таковым только после формирования шизофренического гена [Crow, 1997] или, что, по словам Ю. М. Лотмана, способность разума мыслить – это в определенном смысле способность человека сходить с ума (эта идея взята мною из устных лекций Ю. М. Лотмана, и я не ручаюсь за точность цитирования). Все эти размышления, однако, расходятся с другой мыслью Биона, в соответствии с которой мышление связано со способностью претерпевать фрустрацию: «Способность выдерживать фрустрацию позволяет психике образовать мысль как средство, благодаря которому выносимая фрустрация становится более выносимой» [Бион, 2008а, с. 170]. Но не означает ли способность претерпевать фрустрацию способность преодолевать наличие вещи? Об этом стоит поразмыслить. «Мысли являются помехой, – сказал один мой пациент. – Я не хочу их» [Бион, 2008, с. 49]. Но сама идея, что мысль является помехой (помехой чему? претерпеванию фрустрации или «переживанию вещи»?), может возникнуть только в голове у того, у кого эта мысль есть или зарождается. В голове здорового человека не может возникнуть мысль, что мысль является помехой. Ему достаточно вещей. Он живет среди них безмятежно, и у него нет потребности мыслить мысль по-настоящему, эвристически, нестереотипно. Возможно ли в таком случае сказать, что психотик не разграничивает мысли и вещи? Или что для него мысль тоже является вещью, что он «безмятежно пребывает среди мыслей» или играет с мыслями, как ребенок с игрушками? Это нечто подобное мифологическому мышлению, когда мысль о реальности и пропозиция о реальности неотделимы от самой реальности, то есть от вещи (res). Как можно играть с мыслью, у которой еще нет реальности? Для того чтобы воочию представить себе круглый квадрат, то есть нечто, что якобы не существует в реальности, нужно быть шизофреником. Попробуйте убедить шизофреника, который играет мыслями о круглом квадрате, что круглого квадрата не существует в реальности. Скорее он согласится с тем, что не существует реальности. Вернемся к примеру, в котором я иду по улице или мне кажется, что я иду по улице, а на самом деле я сплю. Что можно здесь еще сказать? Является ли мысль, что я иду по улице, мыслью в сильном смысле? Нет, не является. Это не мысль, это выражение безмятежного пребывания среди вещей. Я иду по улице, все хорошо, у меня нет никаких мыслей. Но не является ли в таком случае мое отрицание факта, что я иду по улице, той энергией заблуждения, той ошибкой, которая и формирует подлинную мысль? Не является ли эта мысль уходом от безмятежного пребывания среди вещей, стремлением к отсутствию вещи и замене вещи мыслью? «Я не иду по улице, я на самом деле сплю». Или: «Я не иду по улице, я на самом деле плыву на корабле». Или: «Это не я (Вадим Руднев) иду по улице, это идет по улице моя жена, а я сплю и вижу ее во сне». (Не является ли это рассуждение тем, что Бион называет «мыслями сновидения»?) Это похоже на хрестоматийную максиму Чжуан Цзы про бабочку, когда неизвестно, кто кого видит во сне. Ну и что же? Не хотим же мы сказать, что только безумцы мыслят, а здоровые просто едят, ходят на работу и смотрят телевизор? Но ведь это так и есть на самом деле. Мысль, подлинная мысль есть безумная мысль по преимуществу.

В конце статьи «Мысль: Логическое исследование» Фреге писал:

Сравним это с тем, что писал Бион в финале своей книги «Научение через опыт переживания»:

Что же такое мысль? По Фреге, из приведенной цитаты можно заключить, что мысли хотя и вызывают изменения во внутреннем мире мыслящего, но сами они не являются полностью чем-то внутренним, не являются лишь частью, функцией психического. При этом мысли – это некие сущности, которые реальны совсем по-другому, чем вещи (и факты – добавил бы Витгенштейн). С другой стороны, Бион говорит, что когда мысль превращается в не-мысль (из альфа-элементов образуются бета-элементы), то эти остатки мыслей изгоняются во «тьму внешнюю». Можно из этого заключить, что мысли не являются ни чем-то внутренним, ни чем-то внешним, они существуют в некоем третьем мире (мне кажется, именно это хотел сказать Фреге). Что это значит и каковы законы мышления? Все, что существует, переходит из внешнего во внутреннее и обратно. Зачатие происходит по направлению извне внутрь, рождение наоборот изнутри вовне. Я убежден, что этот переход в жизни человека, природы и культуры универсален. Согласно теории травмы рождения Ранка, человек всегда хочет вернуться обратно внутрь, в утробу матери. Поэтому он строит себе жилище, убежище, дом как нечто, родственное материнскому лону. В этом суть депрессии, когда человек, уставший, символически возвращается в утробу матери, накрывшись одеялом с головой или зарывшись в стог сена, как герой фильма «Полеты во сне и наяву». Но постоянно жить в этой пещере, в этом первоначальном «родильном доме» невозможно, он становится тюрьмой и смертью – дом, домовина, это есть гроб. Человек вновь хочет вырваться наружу, чтобы глотнуть свежего воздуха опасной жизни. Но для этого он должен пройти инициацию (подробно о связи инициации и депрессии см.: (Руднев В. Понимание депрессии, 2002)). Процесс мысли по Биону напоминает процесс пищеварения, так как он у младенца предшествует мышлению, и младенец вначале понимает начатки своего мышления в пищеварительной аранжировке. Мысль заглатывается, интроецируется (только вот откуда она берется?), проходит по каким-то внутренним каналам, и затем остатки мысли эвакуируются «во тьму внешнюю» (опять-таки изнутри наружу), подобно тому как эвакуируются пищевые отходы. Мысль возникает в результате претерпевания фрустрации оттого, что рядом нет груди, то есть первой и главной вещи в жизни младенца. То есть мысль, первая мысль возникает как мысль о голоде – хочется есть и хочется груди матери, матери, целостность которой пока им не осознается. Поэтому мысль, по Биону, – это плохой объект, плохая грудь, от которой нужно избавиться. Как от нее избавиться? Путем проективной идентификации. Для этого ее нужно изгнать и поместить в контейнер, опять-таки внутрь матери, как бы вернуть свое рождение матери обратно и оставить ее своим интеллектуальным калом, чтобы отравить ее из мести, что она не кормит. В этом, по-видимому, суть того, что происходит, по Мелани Кляйн, на параноидно-шизоидной позиции. Мать же, если она настроена по-доброму и креативно («умеет мечтать», по выражению Биона), может переварить этот младенческий ментальный кал, очистить его и в этом очищенном виде вернуть его младенцу, то есть как бы накормить его безопасными мыслями. Но если мать настроена «по-злому», она может бумерангом вернуть ему эти его мыслительные остатки, и тогда ему станет еще хуже, и он никогда не перейдет на депрессивную позицию; он оттолкнет свою мысль, и она измельчится в странные объекты, которые будут окружать его; и он станет галлюцинировать остатками своих мыслей. Эти два механизма взаимодействия между контейнером-матерью и контейнируемым-младенцем повторяются на протяжении всей взрослой жизни. Допустим, муж говорит жене: «Я хочу есть». Жена (трансферентный суррогат-контейнер матери) не может накормить его своей грудью, но если она «умеет мечтать», то терпеливо накормит его. Но если она занята собой и не умеет мечтать, то может холодно сказать ему, что «суп в холодильнике». Это будет соответствовать бумерангу неудачной проективной идентификации. Но человек может просто подумать: