Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему он бежит?
Энди Карнс вынырнул из темноты, тяжело дыша. Ему было двадцать с небольшим, то есть он был вдвое моложе Теда. Они работали вместе только неделю. Энди был красавец с белокурыми волосами, здоровым цветом лица и веснушками, которые напоминали капли воды на сухом песке. Ему бы самое место быть где-нибудь на пляже в Майами или Калифорнии, а не в колодце Нью-Йорка.
Сейчас он был настолько бледным, что веснушки на его лице превратились в темные дырочки. Глаза у него были какие-то дикие, и весь он дрожал.
— Что случилось? — спросил Тед.
Энди, стуча зубами, с трудом выдавил:
— Там, в боковом туннеле.
— Что там такое?
Энди с ужасом оглянулся:
— Слава Богу, они за мной не погнались. Я уж боялся, что они охотятся за мной.
— Что ты несешь?
Энди открыл было рот, но заколебался и покачал головой. Испуганным голосом он сказал Теду:
— Ты мне не поверишь никогда в жизни. Я сам в это с трудом верю, но я видел все собственными глазами.
Тед нетерпеливо отстегнул фонарик от пояса с инструментами и уже было направился туда, откуда только что прибежал Энди, но тот крикнул:
— Погоди, Тед! Это может быть... очень опасно.
— Почему? — твердым голосом спросил он напарника.
— Эти глаза... — Энди передернуло при этих словах. — Их я в первую очередь и увидел. Множество глаз, сверкающих в темноте. Там, в глубине бокового отсека.
— И всего-то? Какая-то кучка крыс... Стоит из-за них так волноваться.
Поработаешь под землей еще пару недель и привыкнешь к ним.
— Нет, там были не крысы. Ведь у крыс глаза красные, верно? А эти белые. Или... как будто серебристые. Да, серебристо-белые. Очень яркие. И не потому, что отражали свет моего фонарика. Нет. Я и не светил в ту сторону, когда они показались. Они сами светились. Излучали свой свет. Буквально... пятна огня, ярко горящего пламени. Заметив их, я посветил фонариком, и оказалось, что они находились чуть ли не в двух метрах от меня, эти чертовы чудища, буквально у меня под ногами.
Тед не выдержал:
— Какие еще чудища? Говори толком.
Энди стал их описывать, и голос у него дрожал. Тед терпеливо слушал его, не перебивая, но в глубине души твердо знал, что в жизни такого не бывает. Знать-то знал, но предательский холодок страха несколько раз пробежал по его спине. Тем более нельзя все так оставлять. Несмотря на протесты Энди, он пошел в туннель. И ничего там не обнаружил, не то что чудищ, описанных Энди. Он даже завернул за угол и прошел еще несколько метров вглубь. Ничего. Фонарик освещал пустоту.
Тед вернулся обратно.
Энди ждал его, оставаясь в пятне света от рабочих ламп и с опаской всматриваясь в темноту. Лицо его было таким же бледным.
— Абсолютно ничего.
— Они были там минуту назад.
Тед молча выключил фонарик, снова прикрепил его к поясу и, засунув руки в отороченные мехом карманы, сказал:
— Сегодня ты в первый раз работаешь под землей.
— Ну и что?
— Раньше ты этого не делал?
— Ты имеешь в виду, спускался ли я в канализацию?
— Это не канализация, это дренажная система. Так бывал ты раньше под землей?
— Нет. А какое отношение это имеет к происходящему?
— У тебя не бывало так, что в переполненном кинотеатре ты вдруг чувствовал себя... запертым, одиноким?
— Я не страдаю клаустрофобией, — резко среагировал Энди.
— А тут нечего стесняться. С моими напарниками прежде такое бывало.
Некоторые ощущают дискомфорт, оказавшись в ограниченном пространстве: в лифтах, в переполненных людьми помещениях. И это вовсе не значит, что они страдают клаустрофобией. Но, попадая на ремонтные работы под землей, многие чувствуют себя подавленными, начинают дрожать и задыхаться. Кажется, что стены движутся на тебя, слышатся какие-то загадочные звуки, чудятся видения... Если это то, что сейчас происходит с тобой, не надо волноваться, парень. Это не значит, что тебя уволят или что-то в этом роде. Уверяю, нет.
Просто постараются не посылать тебя на подземные работы. Вот и все.
— Тед, но я ведь действительно видел их, я тебе клянусь.
— Энди, там ничего нет. Я туда ходил и убедился в этом.
— Но я видел их!
Рядом с люксом Доминика Карамацца находился внушительный и красивый номер с огромной кроватью, письменным столом, двумя креслами, бюро и шкафом.
Все там было нежно-коралловым. Занимал номер Берт Уикки, мужчина лет под пятьдесят, высокий — около шести футов, когда-то несомненно стройный.
Сейчас атлетическое тело его напоминало груду мяса, проросшего жиром: массивные плечи стали округлыми, грудь — тоже, живот нависал над ремнем, а брюки туго обтягивали толстые ляжки. Очень может быть, что прежде это был привлекательный мужчина, но теперь лицо его являло последствия многих излишеств — обжорства, пьянства, курения. Размытые черты лица дополняли налитые кровью, чуть навыкате, глаза.
В комнате, где нежно-коралловый цвет дополнялся бирюзовыми вкраплениями, Уикки смотрелся как жаба на праздничном торте.
Голос его удивил Джека. Он ожидал, что тот заговорит медленно и густым басом. Уикки оказался неистовым холериком. Он не мог сидеть на одном месте: вскакивал, бегал по комнате, снова садился, снова вскакивал, вышагивая по комнате, и при этом говорил, отвечал на вопросы и... жаловался! Берт Уикки жаловался не переставая!
— Это ведь не займет много времени, правда? Мне уже пришлось отменить одну деловую встречу. Неужели придется отменить и следующую?
Джек успокоил его:
— Не волнуйтесь, мистер Уикки, нам не потребуется много времени.
— Я завтракал здесь, в номере. Не очень хороший завтрак, надо прямо сказать: апельсиновый сок был слишком теплым, а кофе, наоборот, слишком холодным. Я заказывал хорошо прожаренную яичницу, так они принесли пережаренную. А ведь от отеля с такой репутацией и такими ценами можно ожидать хотя бы приличного завтрака в номер. Ну ладно. Я побрился, оделся и стоял в ванной, причесываясь, когда услышал крики. За ними последовал душераздирающий вопль. Я вышел из ванной, прислушался и понял, что кричат в соседнем номере. И еще я понял, что вопит не один человек, а несколько.
— Что это были за крики? — задала вопрос Ребекка.
— Как от внезапного испуга, страха. Да-да, животного страха.
— Нет, я хотела спросить, не помните ли вы слов, которые выкрикивали ваши соседи?
— Никаких слов в этих криках не было.
— Может быть, какие-нибудь имена?